— Если хотите, — доброжелательно сказала мне медсестра на прощанье, — приходите завтра за интервью к главному врачу. Он будет утром.

Я как‑то живо представил себе, куда бы мы были направлены, разбудив ночью в родном Подмосковье сестру приемного отделения, для того чтобы задавать свои глупые вопросы.

Ночевать остаемся на местной погранзаставе.

12 августа 2011 года.

07:15. Наш штурман Антон Аксенов запрашивает погоду на мысе Каменном, это уже полуостров Ямал. Диспетчер дает добро на вылет. Короткие сборы, и мы снова в небе. По пути следования вертолета, у большого тундрового озера не спеша рысачит полярный волк–одиночка. Заслышав шум моторов, он останавливается и с удивлением разглядывает непонятную для него железную птицу. Несколько раз прямо среди тундры попадались брошенные нарты. Кем и когда они были здесь оставлены?

13:50. На Ямале:

— Борт двадцать три — сто двадцать один диспетчеру. Разрешите запуск двигателей.

— Диспетчер борту двадцать три — сто двадцать один. Запуск двигателей разрешаю.

Начинается уже знакомое зачитывание контрольной карты:

— Энергетика…

— Включена…

— Перекачивающие насосы…

— Включены…

— Авиагоризонты…

— Включены, разарретированы…

— Курсовая система…

— Включена, согласована…

Фразы летят четко и коротко, как выстрел. Радист Николай Морохин записывает в полетном блокноте неведомые для меня цифры. Бортовой техник Евгений Громов чутко вслушивается в шелест вертолетных винтов. Экипаж сливается с машиной в единый организм. Быть вертолетчиком в Арктике — работа особая!

И снова под нами бескрайняя тундра. Высота две тысячи двести: в иллюминаторе замаячили заснеженные хребты Уральских гор — скоро Европа. Хорошо, что на этот раз повезло с погодой: пролет через горный массив напрямую сокращает путь минут на сорок. Это наш крайний перелет.

16:05. Под нами появляется «медвежий угол» — Воркута Отсюда до Москвы рукой подать: чуть меньше двух тысяч километров. Очень тепло прощаемся с вертолетчиками прямо на аэродроме. За эти несколько недель мы как‑то незаметно подружились. Да, Олег Продан оказался прав: слетай с ребятами, не пожалеешь!

— Может, до завтра останешься, у нас впереди выходные? — комэска хитро прищурил глаз и подпер языком щеку.

— Михалыч, ты же знаешь, что, если я останусь до завтра, получится, как в том анекдоте: «в ночь с двенадцатого на восемнадцатое августа..». Так что от греха.

Лавочки возле воркутинского вокзала, видимо, не были предусмотрены строителями по определению. Не беда! Привычно уселся прямо на землю.

— Это у тебя чё? — кивнул на мой кевларовый кофр с карабином станционный бомж Сашка, как он не мешкая торжественно и представился.

— Скрипка, — я попытался уклониться от разговора.

— А, композитор, — со знанием вопроса кивнул бездомный человек.

Откуда‑то прибежала большая бродячая собака, обнюхала мой пакет с продуктами на дорогу, в котором заботливо была спрятана поллитровка. Хорошо еще, что не пометала. Подали поезд. Крайний плацкартный вагон, верхняя боковая полка возле туалета. До скорой встречи, хмурый батюшка Север!

Некоторым людям для счастья недостаточно подрезать по вечерам розы.

Антуан де Сент–Экзюпери

Вот мы и завершили свою полевую работу, позволившую хоть на немного проникнуть в тайну экспедиции Г. Л. Брусилова на «Св. Анне», героическое и во многом драматичное прошлое мужественных людей, навек связавших свою судьбу с Крайним Севером Людей, посвятивших саму свою жизнь освоению этого бастиона вечной мерзлоты, где полгода — день, а полгода — ночь. Неизвестность, особенно историческая неизвестность— это зло. Поэтому мы искренне надеемся, что уменьшаем количество зла на Земле.

Да–а, время летит неумолимо! Десятки кубометров смерзшегося базальта, сотни верст обшаренного побережья, годы деловой переписки, многокилометровый серпантин киноленты, бесконечные вертолетные рейды в любую погоду, пыльные архивы — все это осталось позади и еще где‑то в глубине души каждого из нас. А у меня, наконец, появилась возможность дописать эту главу, не претендующую, впрочем, на абсолютную историческую достоверность, но вполне логичную и наиболее, на мой взгляд, вероятную. Перед вами всего лишь версия, личная точка зрения автора — тонкая, почти неосязаемая грань между тем, что действительно было, и тем, что вполне могло бы быть.

Эта глава написана спустя два года после того, как мы начали свои полевые работы. Многое из того, что известно теперь, тогда для нас было неведомо. Поэтому в ней неизбежны некоторые повторы произошедших событий, рассмотренные теперь сквозь призму полученных нами новых данных. Но я отвлекся.

Рано или поздно наступает момент, когда нужно провести черту и под ней жирными буквами написать «итого». Не хочу, не имею морального права, да и не пытаюсь быть судьей для этих людей. Нам, современным исследователям, своими ногами стоптавшим в Арктике не одну пару ботинок, как никому другому, понятна цена их полярного подвига. Но Север жесток, и любая ошибка здесь может стать фатальной. А их было немало. И если прибавить сюда целую череду роковых стечений обстоятельств, то станет очевидным, что экспедиция Георгия Львовича Брусилова уже с самого начала была обречена на трагедию. Я же всего лишь стараюсь восстановить хронологию событий, повлекших за собой эту припорошенную столетней пылью историю. Насколько у меня это получилось? Решать не мне. На такой же вопрос в своих дневниках русский мореплаватель и гидрограф, исследователь архипелага Новая Земля Петр Кузьмич Пахтусов ответил: «Я расскажу, как было, а вы судите как угодно». Итак, все по порядку!

Летом 1912 года организуется высокоширотная длительная морская экспедиция. Заявленная цель трудна и серьезна: пройти Северо–Восточным проходом из Санкт–Петербурга во Владивосток Но то, что в свое время сделал Норденшельд, на самом деле было лишь счастливой случайностью. Он и сам потом неоднократно заявлял, что регулярная навигация по Северному Ледовитому океану без помощи ледоколов невозможна. Этого же мнения придерживался и Фритьоф Нансен. А уж этим людям было что рассказать о российской Арктике!

Экспедиция готовится всего несколько месяцев, и одной из возможных причин такой спешки служило то обстоятельство, что в 1913 году готовились пышные торжества, посвященные 300–летию дома Романовых. Преподнести к этому времени триумфальный подарок государю — весьма соблазнительно. 28 июля 1912 года «Св. Анна» с помпой покидает берега Невы. С самого начала путешествия следует череда вынужденных остановок и задержек в попутных портах Европы и России. Поэтому в Александровске–на–Мурмане, когда часть экипажа внезапно отказывается подписывать контракт, недостающее количество людей набирается в авральном порядке — время не терпит. В результате формируется команда двадцать четыре человека, только семеро из которых, включая капитана и штурмана, были профессиональными моряками. Остальные, хоть и были люди дошлые, но к морю отношение имели весьма отдаленное. Запасов провизии и топлива на борту на полтора–два года 4 сентября «Св. Анна» только выходит в Карское море. Время, в которое все суда в этом регионе закончили навигацию, для Брусилова оказывается стартовым. Уже тогда экспедицию необходимо было переносить на следующий год. Но ждать целый год молодой лейтенант не намерен, и шхуна неуклонно спешит навстречу своей погибели. Как на беду, ледовая ситуация в то время сложилась исключительно тяжелой. Для справки: ровно сто лет спустя, в 2012 году, даже в январе (!) месяце пролив Карские Ворота оказался свободен ото льда. А в октябре 1912–го «Св. Анна» прочно вмерзает в лед всего в нескольких милях от берегов Ямала. Пока это никого не беспокоит: перезимуем‑де и двинемся дальше. Команда собирается строить на берегу избушку–зимовку. Вскоре от этих планов придется отказаться: 28 октября 1912 года преобладающими в это время юго–восточными отжимными ветрами припай отрывается от берега и устремляется на север вместе с плененной им «Св. Анной». Конечно же, Г. Л. Брусилов даже в самом страшном сне не мог и подумать, что его судно будет дрейфовать в направлении полюса такими темпами. Причиной этого стало неизвестное тогда Обь–Енисейское стоковое течение и сильное разрежение льдов на севере в предыдущем сезоне. Для экипажа начинается первая полярная зимовка, к которой, как вскоре выяснится, шхуна оказалась совершенно не подготовлена в помещениях холод. А ведь зимовка на пути к Владивостоку предполагалась, правда, не столь ранняя и гораздо ближе к Камчатке. Утепление жилых помещений на судне оставляет желать лучшего, а потому команда безбожно расходует имеющееся небогатое количество угля для поддержания сносной в таких условиях температуры. Уже 24 июня (!) 1913 года в дневнике у матроса Конрада появляется тревожная запись: