Перевернувшись на другой бок, я предприняла еще одну безнадежную попытку уснуть. Увы, глаза послушно закрывались, но сон ко мне не шел, хоть убей. Зато в голову лезли мысли, одна другой печальнее, так что минут через пять я уже ревела в подушку над своей горькой судьбой.

— Эй, котенок, ты чего? — склонился надо мной отец.

— Все плохо! — звучно шмыгнула я носом. — Мать мне свадьбу сорвет и не поморщится! Она меня не любит!

— Тише, тише! Свадьбу испортить мы ей не позволим, уж поверь на слово своему папке. А насчет того, что не любит… ты ошибаешься. Любит, но по-своему. И добра тебе желает…

— Ага! И гадости при этом говорить не забывает! И Лешку прогнала!

— Успокойся! Завтра вы с Лешкой поженитесь и будете жить долго и счастливо. А мы с матерью уедем, и больше она вас доставать не будет, обещаю.

— У вас с ней полный трындец? — поинтересовалась я, высовывая голову из-под одеяла.

— По ходу пьесы да. Только ты еще и из-за этого не расстраивайся! Просто прими как данность: у любой истории есть финал, и не всегда радостный. Вот и наша с матерью история подошла к концу, только и всего.

— Жалко! — неожиданно для себя выпалила я. — Вы же такой парой были! Вам все вокруг завидовали!

— Ну, мало ли, кто кому завидует, — пожал плечами отец. — Это еще не повод склеивать вдребезги разбитую чашку. Все равно ведь течь будет…

— Кстати, раз уж ты о посуде упомянул. Вы вчера друг друга не поранили, случаем? А то гремели вы знатно, меня едва кондрашка не обняла.

— Да нет. Мать все больше об пол ее била. Один раз только по стене засветила, ну я успел от осколков увернуться. Ты не переживай, я тебе новый набор куплю!

— Ты что, думаешь, я из-за каких-то там тарелок волнуюсь? Ничего подобного! Просто… просто как-то неправильно все получается. Ну не должно так быть в нормальной семье, честное слово!

— Потерпи, уже недолго осталось.

— Знаешь, папуль, я сейчас так зла, что готова собственными руками всю душу из Версальски вытрясти! Это все из-за него произошло: и ваша с матерью размолвка, и мои с Лешкой недоразумения! Все из-за этого сморчка. Честное слово, если он в нашей квартире еще хоть разок появится, я его с лестницы вверх тормашками спущу. Он, как раковая опухоль, прижился и начал вокруг себя черноту плодить. Мало того что к матери присосался, так еще и ваш брак разрушил, и мой заодно едва под откос не отправил.

— Какая разница, кто виноват? Сейчас это уже не имеет ровным счетом никакого значения, — вздохнул отец. — У меня с ним свои счеты, но марать руки об это ничтожество я не намерен.

— Вот и отлично! В таком случае он мой!

— Не вздумай! — предостерег отец. — Версальски, как протухшее яйцо, лучше не взбалтывать содержимое, чтобы вонь не пошла. Он мстительный человек, пока ответную гадость не сделает — не успокоится.

— И что из того? Позволить этому мерзавцу и дальше безнаказанно резвиться на обломках вашей семьи? Да и по поводу ответной реакции: ваш конгресс заканчивается уже сегодня. Значит, завтра — самое позднее послезавтра — ему надо улетать в Штаты. И что он успеет мне сделать за полтора дня? У него в Москве ни родных, ни знакомых, рассчитывать он может только на себя. Так что если я размажу Версальски по стене подъезда, все, что ему остается в таком случае, — утереть рукавом пиджака кровавую юшку из носа!

— Лиза, котенок, если ты хочешь сделать это только ради меня — не стоит. Мы с матерью уже приняли решение, и…

— Папуль, я это уже слышала. Единственное, что могу обещать: если Версальски больше ко мне не сунется, я его, так и быть, не трону. Но если он покажется в радиусе хотя бы десяти метров, пусть пеняет на себя!

Хлопнула дверь. Мы с отцом переглянулись. Понятно — матушка ушла. Надеюсь, до подслушивания нашего разговора у спальни она не докатилась. Впрочем, мне уже все равно. Нервотрепка дошла до той стадии, когда внутри все притупляется и каждая новая неприятность воспринимается все проще и проще. Ты просто привыкаешь к тому, что вокруг тебя все рушится. В том числе жизнь твоих близких…

— Ну что, пошли завтракать? — вздохнула я, прикинув, что выспаться мне сегодня уже не судьба.

— Тогда поднимайся, — ответил отец, — у меня в запасе примерно около пятнадцати минут, а потом я уже начну опаздывать.

Летка томно потянулась на кровати. Стас забурчал спросонья, как мультяшный медвежонок, повернулся к ней и открыл глаза.

— Уже проснулась? Тогда с добрым утречком!

— И тебе тоже. Что-то ты какой-то угрюмый. Ну, где улыбка на лице, где блеск в глазах?!

— Будешь тут угрюмым, когда целую ночь кошмары мучают! Весь измаялся!

— А что снилось-то? — поинтересовалась Летка, перевернувшись на живот и облокотившись на подушку.

— Да все этот твой хмырь болотный, Версальски который. Будто бы он тебя с собой в самолете увозит, а я и сделать-то ничего не могу. И ты рядом с ним сидишь довольнехонькая, словно главный приз в лотерею отхватила. И вот я бегаю перед самолетом по взлетной полосе, пытаюсь до тебя докричаться, а ты меня не видишь и не слышишь. Тогда я отправляюсь к пилотам, чтобы они рейс задержали, но не успеваю: самолет начинает разгоняться, и я аккурат к нему под шасси попасть могу. И вот бегаю по летному полю, как мышь по пустому амбару, пытаюсь в живых остаться. Ух, как вспомню, так вздрогну!

— Вот дурачок! — ласково погладила Стаса Летка. — Нашел к кому ревновать! И вообще: больше мы с тобой их никогда не увидим! Так чего переживать?

— Ага, зато он тебе названивать будет! Вон вчера аж десять минут проворковали, голубки! Честное слово, хотелось у тебя мобилу вырвать да об пол ее шандарахнуть!

— Тише, Стасик, тише! Во-первых, ты же сам помнишь: меня об этом попросила Лизкина подруга. Во-вторых, больше я с ним общаться не намерена! Его номер у меня в определителе запомнился, теперь на его вызовы я не отвечаю.

— Не отвечаешь? Значит, он звонил тебе еще раз? Да или нет?!

— Ну, — протянула Летка, — не совсем так. То есть да, он попытался… пожелать мне спокойной ночи, а я сказала, что уже сплю, и отключилась. Только и всего!

— А я где в этот момент был?

— В ванне плескался, — равнодушно повела плечами Летка. — Да было бы из-за чего сыр-бор разводить! Ну, запал он на меня, так именно этого мы и добивались. Пускай теперь соплями исходит, обо мне мечтая!

— Как ты можешь так вести себя со мной? — взвыл Стас. — Ты что, не соображаешь, что делаешь мне больно? Все, отдавай мне свой мобильный!

— Это еще с какой стати?

— Если этот крендель снова позвонит тебе, я заставлю его крепко пожалеть о том, что он приехал в Россию.

— С этим я прекрасно справлюсь сама. Так что, будь добр, оставь трубку там, где она лежала.

— Ни за что!