– Годится? – показал алфавит Толхаеву – тот одобрительно мигнул два раза. – Ну и ладушки. Давай, напрягись немного. Чем быстрее я это узнаю, тем больше шансов его отловить… Итак – кто тебя убил. Возраст, рост, вес, особые приметы. Начнем с возраста…

– Б-б-б… Б-ббаа-ба… – натужно выдохнул Толхаев. – Б-б-б…

– Да погоди ты бакать! – досадливо отмахнулся Рудин. – Лежи, молчи, я тут целую систему придумал…

– Б-ба-бба… – яростно промычал Толхаев, в глазах сердито блеснул укор: «Ну тупой ты, Пес, я прямо не знаю!»

– Погоди, погоди… – Рудин замер на вздохе – опустил таблицу на колени, шепотом переспросил: – Баба? Тебя убила баба?!

Толхаев моторно заморгал. В глазах можно было прочесть облегчение – ну наконец-то!

– Блин, ну не дебил ли? – воскликнул Рудин, хлопая себя по лбу. – Ну не… И ты тогда, у тебя дома, то же самое мне пытался сказать, да?

Толхаев опять поморгал.

– Баба… Занятно, занятно… – Рудин опять взял таблицу, уточнил: – Значит, давай так – я веду ручкой по буквам, как дохожу до нужной, ты моргаешь один раз. Давай – имя. Поехали…

Толхаев моргнул на первой же букве. Рудин медленно повел ручку дальше. Григорий, напряженно следивший за движением друга, моргнул второй раз на букве Л и опять недовольно замычал – словно досадуя на Рудина за отсутствие сообразительности.

– Женское имя на АЛ, – наморщил лоб Рудин, пытаясь понять, что хочет от него старший товарищ. – Женское имя… – Сергей вдруг почувствовал, как ни с того ни с сего у него вспотел лоб. – Алиса Сергеева… Моя подружка… Ты ее знаешь?

Толхаев живо мигнул и опять замычал.

– Это она… она тебя убила? – Сергей сник, боясь поднять взгляд, – показалось, что жизнь кончилась. Пахнуло беспросветной тоской, напоенной запахом могилы… Толхаев продолжал выражать беспокойство, но глаза держал широко раскрытыми, боясь мигнуть ненароком, почувствовал состояние друга.

– Нет… не она? – боясь сглазить, пробормотал Рудин. – Если нет, моргни три раза… Ну?

Толхаев моргнул сколько просили. Серега со стоном выдохнул, с минуту сидел, боясь поверить своему счастью.

– Ну напугал ты меня, парень, – Рудин пожал плечами, нервно хихикнул. – Ну ты… А откуда Алису знаешь? Хотя это долго выяснять… Ну, давай дальше – имя. Первые две буквы «А» и «Л». Дальше…

Спустя несколько секунд выяснилось, что имя убийцы – Алина.

– Надо же, имечко себе выбрала, тварь, – ругнулся Рудин. – Чуть до инфаркта меня не довела. Я ее за это не пожалею, как отловим… Фамилию знаешь?

Толхаев моргнул и в очередной раз недовольно замычал.

– У тебя характер портится, – попенял ему Рудин. – Нет, я понимаю – суровые условия и все такое прочее. Ты потерпимее будь, поласковее. Поехали – фамилию.

Моргания состоялись на следующих буквах: С, Е, опять С, Т, Р и… А.

– Ну и фамилия… – пробормотал Рудин, выписав указанные буквы под верхним обрезом таблицы. – Хохлушка, что ли?

Толхаев недовольно поморгал не по программе – дурак ты, мол, Пес, и уши у тебя холодные, и опять замычал:

– Б-б-бл-л…

– Сестра, баба, понимаю, – досадливо буркнул Рудин. – Ну тупой я, тупой! Так ведь устал я – знаешь сколько мы за последнее время вынесли всего? Немудрено отупеть… Погоди… Сестра? Эта Алина – сестра? Имеешь в виду степень родственных отношений?

Толхаев моргнул и тепло посмотрел на Рудина – молоток, не совсем конченый!

– Ага, ага… Ну а чья сестра?

– Б-б-бл-л… – завел было опять Григорий Васильевич, но Рудин нашел более оптимальный вариант.

– Давай по буквам – чья сестра, – предложил он, вновь ведя ручкой по таблице. – Итак…

Когда под верхним обрезом образовалось словечко «АЛИСЫ», Рудин посерел лицом, с минуту раскачивался на месте, как кобра в раздраженном состоянии, затем глуховато спросил:

– Эта тварь – сестра Алисы… Моей Алисы?

Толхаев виновато моргнул – да, мол, так уж получилось.

– Алина – Ли… Ли… Вот как… – потрясенно пробормотал Рудин. Несколько минут он молчал, переваривая обрушившуюся на него информацию. – Черт… Какая дичь, а! Скажи мне кто об этом, никогда в жизни бы не… Слушай, а Алиса об этом… ну, о подлинной сущности своей сестрицы знает?

Толхаев лежал с широко раскрытыми глазами.

– Ну хорошо – давай по-другому, – медленно проговорил Рудин. – Алиса понятия не имеет, чем ее сестра занимается. Так?

Ресницы Григория не дрогнули – во взгляде можно было прочесть сожаление.

– Ты хочешь сказать, что не в курсе, чего там знает Алиса, а чего – нет, – с тяжелым сердцем констатировал Рудин. – В принципе понятно. Сестра все-таки…

– Б-б-бл-л-л… – замычал Толхаев. – С-с-с… Бл-л-л…

– Ну да – бляди. И сволочи, – рассеянно кивнул Рудин. – Или суки. Я тебя понимаю – все они сволочи и бляди, так ты думаешь. Знаешь, старик, я с тобой согласен, однако… Я почему-то думаю, что ты немного ошибаешься. В отношении Алисы, например…

– Б-б-б-л-л… – отчаянно замычал Толхаев – в глазах появились слезы. – Б-б-б-л-л-л-зз…

– Ну нет, старик, не надо раньше времени оскорблять человека, – сурово нахмурился Рудин. – Разберусь-ка я с этой закавыкой, потом будем выводы делать… – И пошел из комнаты, не обращая внимания на явное отчаяние во взгляде Толхаева.

Через час с небольшим Рудин заехал в город. Уже смеркалось – можно было особенно не прятаться. Сергей припарковал «Ниву» в первом попавшемся микрорайоне, минут пятнадцать искал рабочий таксофон. Обнаружив, навертел номер Алисы.

– Ты дома? – отстраненно поинтересовался он, услышав родной голос.

– Да, дома. А что случилось? Что у тебя с голосом?

– А сестрица твоя… Алина? Она сегодня не собиралась прийти?

– Она может прийти в любое время… Да что случилось – ты можешь объяснить?

– Ты знаешь, чем она занимается? – настороженно поинтересовался Рудин и плотно прижал трубку к уху, надеясь обнаружить в ответе некие оттенки.

– Конечно, знаю – я же тебе говорила! – удивилась Алиса. – Слушай, с тобой все в порядке? Может, мне приехать к тебе? Ты где?

– Ага, в порядке, – несколько повеселев, успокоил ее Рудин. Эта женщина не могла ему лгать. Не могла, Григорий ошибался! Господи, какой дурак – усомнился в человеке, который ему так дорог…

– Со мной все нормально. Ты вот что – сиди дома, никуда не выходи. Я через полчаса к тебе подскачу. Смотри, никому не открывай! Все – жди…

…Ли покатала на ладони зеленый ребристый цилиндрик, неопределенно хмыкнула. Положила на ладонь второй, взвесила, припомнила ТТХ[4]– два по шестьсот, итого – тысяча двести граммов. Тысяча двести граммов смерти…