Безмолвие становилось все более глубоким. Валы перестали разбиваться о нос корабля. Само море, казалось, предупреждало о том, что готовится близкая и страшная перемена.

Легкие вихри, предвестники шквала, закружились вокруг мачт. Вдруг впереди, так далеко, куда только достигал взгляд, среди мрака на поверхности моря появилось волнение. Это неспокойное пространство покрылось пеной, страшный рев донесся от горизонта, и западный ветер, самый свирепый из всех ветров, обрушился на судно, которое, повернувшись бортом, резко наклонило свои мачты под непреодолимым натиском бури.

— Руль к ветру! — закричал Нельсон. — Руль к ветру!

И потом, совсем тихо, словно самому себе, он прошептал:

— Дело касается жизни!

Рулевой повиновался; но в течение минуты, которая показалась экипажу вечностью, судно оставалось накрененным на левый борт.

Во время этого мучительного ожидания пушка с правого борта порвала крепления и, прокатившись через всю палубу, убила одного и ранила пять или шесть человек.

Генри сделал движение, чтобы броситься на палубу; Нельсон рукой удержал его.

— Хладнокровие! — сказал он. — Пусть люди стоят наготове с топорами. Я срублю мачты, как у блокшива, если будет необходимо.

— Подымается! Подымается! — раздался одновременный крик ста голосов.

И действительно, корабль медленно, величественно выпрямился, как учтивый и мужественный противник, который перед началом битвы кланяется врагу; затем, повинуясь управлению и подставив ветру свою высокую корму, он, рассекая волны, понесся впереди бури.

— Посмотрите, установилась ли буссоль, — сказал Нельсон Генри.

Генри подошел к буссоли и тут же вернулся.

— Нет, милорд, — сказал он, — и я боюсь, что мы идем прямо на Стромболи.

В эту минуту, как бы в ответ на удар грома, донесшийся с запада, впереди раздался гул, предшествующий извержению вулкана. Затем огромный столб пламени поднялся к небу и почти тотчас же погас.

Этот огненный столб взметнулся едва ли не в миле впереди них. Как и боялся Генри, судно неслось прямо на вулкан: тот, словно нарочно, зажег свой маяк, чтобы указать Нельсону на опасность.

— Право руля! — закричал адмирал.

Рулевой повиновался, и судно, повернув с востока-юго-востока на юго-восток, подчинилось команде.

— Ваша милость знает, что от Стромболи до Панареа, иначе говоря, на протяжении семи или восьми миль, море усеяно мелкими островками и скалами вровень с водой? — спросил Генри.

— Да, — ответил Нельсон. — Пошлите на нос одного из ваших лучших вахтенных, к вантам одного из лучших старшин, а Паркинсону поручите наблюдать за промерами глубины.

— Я буду наблюдать сам, — сказал Генри. — Принесите свет к вант-путенсам грот-мачты. Милорд должен на юте слышать то, что я буду говорить.

Таким образом, наступило время подготовить экипаж к решительной минуте. Нельсон подошел к буссоли, чтобы самому вести наблюдение: магнитная стрелка продолжала колебаться.

— Рифы впереди! — закричал впередсмотрящий с фок-мачты.

— Лево руля! — крикнул Нельсон.

Судно слегка повернулось к югу. Буря воспользовалась этим и ворвалась в паруса. Послышался треск; мгновение казалось, что облако наплывает на «Авангард». Затем раздался звук, подобный взрыву. Это лопнуло множество канатов, и огромный кусок паруса был унесен ветром.

— Ничего! — закричал Генри. — Это большой фок освободился от ликтросов!

— Буруны справа! — крикнул впередсмотрящий. «Бесполезно пытаться лавировать при такой погоде, — пробормотал про себя Нельсон, — уваливание нам не удастся. Но как бы ни были близки друг от друга эти островки, между ними всегда остается проход для судна».

— Право руля! — скомандовал он.

Эта команда повергла в трепет весь экипаж. Судно шло навстречу страшной опасности. Предстояло или броситься в нее очертя голову, или взять, как говорит поговорка, быка за рога.

— Бросай лот! — раздался твердый и повелительный голос Нельсона, перекрывающий шум бури.

— Десять саженей! — откликнулся голос Генри.

— Внимание всем! — закричал Нельсон.

— Буруны слева! — крикнул впередсмотрящий. Нельсон приблизился к ограждению борта и увидел, что морские валы яростно клубятся на расстоянии полукабельтова от судна.

Оно неслось с такой быстротой, что буруны были уже почти пройдены.

— Держи крепче руль! — сказал Нельсон лоцману.

— Буруны справа! — закричал впередсмотрящий.

— Бросай лот! — скомандовал Нельсон.

— Семь саженей! — отвечал Генри. — Но, по-моему, мы идем слишком быстро и, если буруны окажутся впереди, нам не удастся их избежать.

— Спусти марселя фока и грота! Возьми три рифа на крюйселе! Бросай лот! — скомандовал Нельсон.

— Шесть саженей! — ответил Генри.

— Мы проходим между Панареа и Стромболи, — сказал Нельсон и добавил тихо: — Через десять минут мы или спасемся, или будем на дне моря.

И действительно, вместо своего рода регулярности, что всегда сохраняет движение морских валов даже в разгар шторма, на этот раз волны, казалось, разбивались друг о друга; однако в хаосе пены, гул которого напоминал завывание псов Сциллы, виднелась темная линия, прочерченная между двумя стенами бурунов.

Это и был тот узкий пролив, через который должен был пройти «Авангард».

— Сколько саженей? — спросил Нельсон.

— Шесть.

Адмирал нахмурил брови: еще на одну сажень меньше — и корабль сядет на мель.

— Милорд, — глухим голосом сказал рулевой, — судно дальше не идет.

В самом деле, движение «Авангарда» стало едва ощутимым; если раньше он летел, уходя от бури, со скоростью одиннадцать узлов, то теперь, если бросили бы лаг, то оказалось бы, что он делает не больше трех узлов.

Нельсон огляделся вокруг. Сила ветра умерялась скалистыми островками, среди которых проходило судно, и он мог быть подхвачен только верхними парусами, если бы они были поставлены. С другой стороны, подводное течение, казалось, препятствовало ходу судна.

— Сколько саженей? — спросил Нельсон.

— Все еще шесть, — отвечал Генри.

— Милорд, — сказал понимавший тревогу Нельсона старик-рулевой, уроженец сицилийской деревеньки Паче, — милорд, с вашего позволения мне бы хотелось сказать вам словечко.

— Говори.

— Поднимается течение.

— Какое течение?

— Течение пролива. И, к счастью, оно повысит уровень воды на полфута и даже на фут.