Он стыдился того, что не может чувствовать той невозмутимости, какую подразумевали его слова.

Направляясь домой ближе к концу дня, он вспомнил, что вечером ему следует пойти на бал. Бал давала леди Тревор. Он ненавидел балы. Он протанцует один танец с леди Северн, а потом уйдет играть в карты. Но этот бал хотя бы поможет ему не думать о Присс.

Но, вернувшись домой, он обнаружил записку от нее. Присс желала увидеться с ним немедленно, если его это не затруднит. Она никогда раньше ему не писала.

Джеральд явился к ней в дом уже в сумерках. Она спустилась в гостиную, как только его туда провели.

– Джеральд, – проговорила она, – ты получил мою записку? Извини, что мне пришлось прислать письмо тебе домой.

– Ничего страшного, Присс, – ответил Джеральд. Он заметил, что в этот день они поменялись местами: он оказался у огня, а она – у самой двери. – Что случилось?

– Я могу уехать прямо сейчас, – сказала она. – Он хочет, чтобы я ехала без промедления, Джеральд. Завтра. Рано утром будет почтовая карета.

– О! – только и произнес он.

– Так что я уезжаю, – добавила она.

– Да, – ответил он. – Я рад за тебя, Присс. Надеюсь, ты будешь счастлива. Уверен, что будешь. Надеюсь, что поездка пройдет благополучно. Тебе ничего не нужно?

– Ничего, – ответила она.

Он вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшой пакет.

– Это твое вознаграждение, Присс, – объяснил он, кладя пакет на стол рядом с камином.

– Но ведь это я с тобой рассталась! – запротестовала она.

– Свадебный подарок, – сказал он, – с моей благодарностью. Ты всегда была хорошей девушкой.

– Мне это было приятно, – ответила она. – На тебя легко было работать, Джеральд. Ты был добр ко мне.

– Тогда я прощаюсь, – проговорил он. – Мне все равно надо было бы идти. Сегодня вечером я приглашен на бал.

– О! – отозвалась она. – Тогда я не стану тебя задерживать.

Они стояли на противоположных концах комнаты и смотрели друг на друга.

Он думал, что, если бы она не стояла так близко от двери, он смог бы уйти. Он мог думать только о том, как бы поскорее уйти, оказаться на улице, вдохнуть свежего воздуха, быстро куда-то шагать, больше никогда ее не видеть.

– Джеральд… – Она с силой провела ладонью по щеке и подбородку, в потом вдоль шеи. Она подняла глаза к потолку и не переводила взгляда на него. – Джеральд…

– Я буду по тебе скучать, Присс.

И тут она пробежала через комнату, крепко обхватила руками его шею, уткнулась лицом ему в шейный платок и зарыдала. Она рыдала так, словно у нее сердце разбивалось. Он неловко похлопал ее по плечу и с силой закусил верхнюю губу.

– Полно, полно, Присс, – сказал он. – Все будет хорошо.

– Ты был так добр ко мне! – проговорила она таким высоким голосом, какого он у нее еще никогда не слышал. – Ты всегда был таким хорошим. Джеральд! И это была не работа! Это никогда, никогда не было для меня работой!

– Полно, полно, – отозвался он. – У тебя доброе сердце, Присс. Но вспомни, что тебя ждет, милая. Тебе гораздо лучше будет замужем, чем просто у меня на содержании. Ты будешь счастлива, когда мы наконец распрощаемся. Прощаться всегда трудно.

– Да, – согласилась она уже более нормальным тоном, хотя ее лицо все еще было спрятано во влажных складках его платка. – Ты прав.

Он взял ее за плечи и поцеловал в макушку, а потом решительно отстранил от себя.

– Прощай, Присс, – сказал он.

Он стремительно вышел из гостиной и с такой поспешностью закрыл за собой дверь, что она громко хлопнула. Он уже довольно далеко прошел по улице, когда понял, что звуки у него за спиной – это оклики Прендергаста, который звал его и размахивал тростью, которую он забыл захватить.

Викарий поклонился Присцилле, а его жена поставила на стол накрытую салфеткой тарелку, взяла ее руку в свою пухленькую ручку и ласково по ней похлопала.

– Доброе утро, мэм, – проговорил викарий. – И добро пожаловать в нашу деревню, Фэрлайт. Мы всегда рады приветствовать у нас новых жителей. Меня зовут Уайтинг, мэм, а это моя достойная супруга.

– Я так рада с вами познакомиться, милочка! – сказала миссис Уайтинг, улыбаясь и кивая головой. – Мы слышали, что вы – овдовевшая леди. Могу ли я от себя и от викария выразить наши глубочайшие соболезнования, если ваша потеря произошла недавно?

С этими словами она посмотрела на светло-голубое шерстяное платье Присциллы.

Присцилла приехала на почтовой карете накануне вечером во вдовьем трауре и с подробной историей, которую для нее придумала мисс Блайд. Однако утром, как только она встала и достала из сундука свои вещи, она сразу же убрала на самое дно черные платья.

– Благодарю вас за бисквиты, мэм, – сказала Присцилла, улыбаясь своим гостям. – Я пригласила бы вас сесть и выпить со мной чашку чаю, но сначала я, с вашего разрешения, должна вам кое-что сказать.

Викарий потер руки и улыбнулся.

– Я не вдова, – сказала Присцилла. – Я не замужем и никогда не была замужем. Я приехала сюда, в этот тихий и удаленный от столицы поселок, чтобы родить ребенка. Он появится на свет через пять месяцев.

Викарий и миссис Уайтинг потрясенно воззрились на нее, а потом переглянулись.

– Мне не хочется ставить вас в неловкое положение, – добавила Присцилла. – Я прекрасно сознаю, что, возможно, мне придется вести здесь жизнь отверженной. Но я не стану притворяться, будто недавно овдовела, хоть поначалу и собиралась это сделать. Прошлое остается в прошлом, а будущее будет трудным. Но я хочу, чтобы это будущее было хотя бы честным. Я не стану скрывать правду.

– Ах, милая моя бедняжка! – Миссис Уайтинг поспешно прошла через комнату, подхватила Присцил-лу под руку и повела к креслу, словно больную. – Вам не следует долго стоять на ногах! Иначе у вас с годами появятся больные вены. Садитесь же! Ваш кавалер отказался на вас жениться, несмотря на ребенка? Или его убили в бою? Я слышала, что такое случается, и я готова сострадать бедной девушке, которая остается одна.

– О женитьбе никогда и речи не было, – призналась Присцилла. – Я была у него на содержании, видите ли. В течение года.

– О Боже! – воскликнула миссис Уайтинг, усадив Присциллу. Она наклонилась к камину и разворошила в нем угли. – Я никогда не верила в то, что эти женщины такие дурные, как принято считать. Они – люди, такие же, как и все остальные, так я всегда считала. И если бы не милость Божия…

Викарий откашлялся.

– Господь наш простил Марию Магдалину и женщину, которую обвинили в прелюбодеянии, – проговорил он. – Он подал нам прекрасный пример, чтобы мы ему следовали, дорогая моя. Но он все-таки велел им идти и больше не грешить. Я восхищаюсь вашей честностью, мэм. Но я был бы недостоин моего призвания, если бы не добавил к этому, что, надеюсь, вы осознали неправильность вашего поведения и откажетесь от подобного занятия до конца своей жизни.