Он начал с Гвендолен Кэнтлей и на этот раз перешел к делу без преамбул.

— Вы заплатили мистеру Джонсу большие деньги за ваш портрет, леди Кэнтлей.

Она была осторожна, почувствовав, что за этим вопросом кроется подвох.

— Я заплатила обычную цену, мистер Питт, в чем вы легко можете удостовериться.

— Обычную цену для мистера Джонса, мэм, — согласился он. — Но такие деньги обычно не платят посредственному художнику.

Леди Кэнтлей подняла брови, выражая недоверие.

— Вы специалист в области искусства, инспектор? — осведомилась она.

— Нет, но у меня есть возможность проконсультироваться со специалистами, мэм. Они считают, что работы Годольфина Джонса не стоят тех денег, которые за них платят в Парке.

— В самом деле? Ну что же, в конце концов, искусство — всего лишь дело вкуса.

Питту много раз приходилось выпытывать чужие секреты, и это всегда было неприятно. Однако выбора нет: нужно во что бы то ни стало докопаться до истины.

— Вы уверены, мэм, что он не продавал еще что-то вместе с картиной — быть может, свое молчание?

— Я не понимаю, что вы имеете в виду. — Это был стандартный ответ, которого он и ожидал. Гвендолен собиралась сопротивляться до последнего, вынуждая Питта выложить начистоту то, что он знал.

— Разве вы не поддерживали одно время нежные отношения с мистером Джонсом? Наверное, вам вряд ли хотелось бы, чтобы об этом стало известно — особенно вашему мужу?

Кровь прихлынула к лицу Гвендолен, и несколько мучительных секунд она решала, стоит ли все отрицать. В конце концов она увидела в глазах Питта уверенность и сдалась.

— Это было крайне глупо с моей стороны. Я увлеклась романтическим ореолом художника, но теперь все в прошлом, инспектор. Да, вы правы. Я заказала картину еще до того, как начались наши… отношения. А когда она была закончена, я заплатила гораздо больше начальной цены, заплатила за его молчание. Иначе я бы никогда не согласилась отдать такие деньги. — Она заколебалась, и Питт терпеливо ждал. — Я… я была бы признательна, если бы вы не обсуждали это с моим мужем. Он ничего не знает.

— Вы вполне уверены в этом?

— О да, конечно! Он бы… — Она побелела как мел. — О! Ведь Годольфин был убит! Вы же не думаете, что Десмонд… Я уверяю вас, что он ничего не знал! Все сохранялось в тайне… Ведь это случалось, только когда я приходила позировать для портрета… — Она не знала, какими еще словами убедить Питта.

Вопреки его взглядам, ему стало ее жаль. Поведение Гвендолен было легкомысленным, но он поверил этой женщине и не хотел больше ее мучить.

— Благодарю вас, леди Кэнтлей. Если он не знал об этом деле, то у него не было причин желать зла мистеру Джонсу. Я ценю вашу искренность. Нет необходимости поднимать эту тему снова. — Питт поднялся. — До свидания.

Она почувствовала такое большое облегчение, что смогла лишь машинально вымолвить в ответ: «До свидания».

Следующий визит Питт нанес майору Родни, и здесь его ждал совсем иной прием.

— Вы на редкость нахальны, сэр! — заявил майор в ярости. — Не знаю, к каким манерам вы привыкли, но мы тут умеем себя вести! И если вы настаиваете на предположении, будто у моих сестер была связь с этим несчастным художником, я подам на вас в суд за клевету. Вы меня поняли, сэр?

Питт прилагал все усилия, чтобы сохранять спокойствие. Мысль о романтических отношениях Годольфина Джонса с одной из этих старых дев, которые без конца варили варенье, была смехотворной, и майор Родни уводил его таким образом в сторону от главного вопроса. Правда, Томас сомневался, что он делает это умышленно.

— Я и не предполагал ничего подобного, сэр, — возразил он насколько мог спокойно. — В самом деле, такая возможность даже не приходила мне в голову. Во-первых, потому, что я не считаю, что ваши сестры обладают соответствующим темпераментом, да и возраст у них не тот. Во-вторых, насколько мне известно, они не покупали картины сами. Ведь это вы заказали портреты мистеру Джонсу?

У майора была выбита почва из-под ног. Повод для возмущения исчез как раз в тот момент, когда он собирался указать Питту на дверь.

Инспектор воспользовался своим временным преимуществом.

— Имеют ли леди личную собственность? — спросил он. Обе они были не замужем и не могли быть наследницами, так как имели брата. Инспектор прекрасно знал, что поэтому у них нет никакой собственности.

Лицо майора покрылось красными пятнами.

— Наши финансовые дела вас не касаются, сэр! — взорвался он. — По-видимому, в ваших глазах это целое состояние, но для нас это просто приличные деньги. Мы не любим пускать пыль в глаза, но у нас есть средства. Это все, что я могу вам сказать.

— Но вы же заказали мистеру Джонсу две большие дорогие картины, которые стоят девятьсот семьдесят пять фунтов? — Питт сложил цифры из колонки, проставленные рядом с гусеницами, и теперь с удовлетворением наблюдал, как побледнело лицо майора и напряглась шея.

— Я… я требую, чтобы вы объяснили, откуда у вас такие сведения. Кто вам сказал?

Питт широко раскрыл глаза, словно удивляясь глупому вопросу.

— Мистер Джонс вел записи, сэр, весьма точные записи — даты и суммы гонораров. Мне нужно было лишь сложить их, чтобы получить общую сумму. Не было необходимости никого беспокоить.

Тело майора обмякло, глаза были опущены, руки сложены на коленях. Он долго молчал, и Томасу было крайне неприятно вытягивать из майора секрет, которым его шантажировал Джонс. Однако выхода не было: слишком скудной была информация: ни точной даты убийства, ни оружия. Джонса задушили голыми руками. Правда, для этого требовалась сила, поэтому можно было исключить светских дам. Или то была служанка, привычная к тяжелой работе, с сильными руками? В настоящий момент Питту оставалось лишь постараться узнать все, что возможно.

Майор, маленький немногословный человечек, весьма чопорный, все же был солдатом. Он видел смерть и был обучен убивать, считая это своим долгом. Был ли секрет настолько важен для него, что он мог задушить Джонса и похоронить в могиле Альберта Уилсона?

— Почему вы заплатили так много за эти две картины, майор Родни? — настойчиво спросил Питт.

Майор посмотрел на него с явной неприязнью.

— Потому что у этого человека такие цены, — холодно ответил он. — Я не эксперт в области искусства. Все остальные платили ему столько же. Если цена чрезмерная, значит, меня ввели в заблуждение. И нас всех! Если то, что вы говорите, верно, то этот человек был шарлатаном. Но вы извините меня, если я не сочту ваше мнение бесспорным? — В его голосе звучали саркастические нотки, не свойственные майору. Родни встал. — А теперь, сэр, когда я сказал все, что счел нужным, позвольте с вами попрощаться.

Не было смысла противиться, и Питт это сознавал. Придется выведать секрет другим путем и вернуться, когда он будет лучше вооружен. Возможно, это просто какая-то глупость, о которой Джонс узнал от другого заказчика. Скажем, нескромность по отношению к женщине. Родни не позволяет об этом сказать чувство чести. Или это что-то такое, чего он по-настоящему стыдится: инцидент в Крыму, когда он проявил трусость, или карточный долг, который он не уплатил, или пьяная выходка…