— Я сам себе командующий и делаю лишь то, что считаю нужным!

К концу боя корабль Тромпа был настолько избит, что буквально черпал бортами волну. Грот-мачта была перебита сразу в семи местах, а весь порох оказался залитым водой. К тому же черед посыльное судно ему стало известно, что главные силы Рюйтера отбиваясь, отступают к своему побережью. Перспектива остаться в море один на один со всем английским флотом Тромпа не прельщала, и он тоже повернул в сторону материка, по-прежнему не утруждая себя заботой о судьбе главных сил. Понимая, что поведение адмирала продиктовано более всего личной неприязнью к Рюйтеру, офицеры его кораблей отнеслись к этому отрицательно, даже не пытаясь скрывать своих эмоций перед Тромпом. Но тот, казалось, ничего не видел и не слышал, не разрешая даже выслать дозорные яхты, чтобы поискать, где же находится Рюйтер с остальными кораблями.

А Рюйтер тем временем, прикрывая отход наиболее поврежденных кораблей в каналы, с десятком наименее поврежденных был снова настигнут и атакован собранным в единый кулак английским флотом. Ситуация складывалась самая критическая. Впередсмотрящие с салингов до рези в глазах всматривались вдаль, надеясь увидеть спешащую на выручку эскадру Тромпа. Но Тромпа нигде не было. Рюйтер, давно уже понявший по демонстративно вызывающему поведению своего младшего флагмана, что помощи от него он никогда не дождется, рассчитывал теперь только на свои собственные силы.

На «Семи Провинциях» потери в орудийной прислуге были столь велики, что Рюйтер послал к пушкам всех солдат абордажной команды во главе со своим зятем Жаном де Виттом. Вслед за ними отправились плотники и коки.

В это время, используя свое преимущество в силах и скорости кораблей, англичане уже замыкали кольцо окружения. Большая часть неприятельского флота расположилась в строю полумесяца на ветре, под ветром и позади голландцев. Ядра сыпались на окруженных со всех сторон беспрестанно. Паруса изничтожались в несколько минут. Едва заменят обугленные лохмотья на новую парусину, как глядь — вместо нее вновь свисают такие же лохмотья.

— Кажется, нам из этой свалки уже не выбраться! — мрачно резюмировал лейтенант-адмирал, глядя на все творившееся вокруг. — Однако, по крайней мере, мы будем драться до конца, и никто не посмеет упрекнуть нас посмертно в трусости!

Рюйтер снова вызвал шлюпкой на «Семь Провинций» ван Ниеса.

— Как состояние твоей эскадры, мой верный друг? Сколько еще сможешь продержаться? — спросил он, когда черный от дыма и копоти вице-адмирал взобрался к нему на палубу.

— Не слишком хорошее! — махнул тот рукой с безнадежностью. — Держимся из последних! Мой корабль уже почти безоружен. Пушки разбиты, порох делим последними горстями. Из тех, кто еще жив, почти все переранены по нескольку раз!

Командующий еще раз глянул на своего младшего флагмана. Вид вице-адмирала оставлял желать много лучшего: обгоревшее лицо, перебинтованная, на перевязи, рука, пробитая пулями шляпа и разорванный в клочья кафтан.

Оба адмирала спустились в каюту Рюйтера. Там командующий продолжил разговор:

— Мы полностью окружены англичанами. Помощи ждать неоткуда и не от кого. В более-менее приличном состоянии только шесть или семь кораблей, все остальное просто дрова! Что предлагаешь делать?

Ниес, вытерев рукой грязный лоб и помолчав, ответил:

— Остается лишь одно: пока нас всех не перетопят, будем сражаться!

— Я тоже того мнения, — кивнул ему Рюйтер. — Ни о какой сдаче не может быть просто и речи. Для начала попробуем выдвинуть вперед все наши уцелевшие корабли и ими пробить брешь в окружении. Если это получится, то будем отходить отбиваясь. Если нет, то погибнем здесь! По крайней мере, для себя я избрал именно такой жребий!

— Я тоже! — кивнул ван Ниес — Бывают моменты, когда смерть будет счастливей постыдной жизни! Представляю, как будет рад известию о вашей гибели Тромп. Дорога к должности командующего будет ему открыта!

— Может быть, все будет именно так! — печально сказал Рюйтер. — Хотя я все же надеюсь, что найдутся те, кто сможет осудить его за предательское поведение в нынешнем сражении! Не брось Тромп нас, все было бы совершенно по-иному. Впрочем, теперь нам следует думать об ином.

Голландский историк пишет: «Они видели, что все окружавшее их пало, а самим предстояла смерть от неприятелей, ими побежденных за несколько перед сим времени. Они вышли из каюты, и ван Ниес простился. Расставаясь, они взаимно обещались не покидать друг друга и умереть или вместе освободиться».

Тем временем англичане, понимая, что доведенные до отчаяния голландцы готовы на все, не решались свалиться с ними на абордаж, а лишь наращивали и наращивали темп стрельбы. Едва Рюйтер и ван Ниес покинули каюту, как туда одно за другим влетело сразу два ядра и разнесло в мелкие брызги кресла, на которых они только что сидели.

Собрав в кулак все уцелевшие корабли, Рюйтер повел их на прорыв. Неимоверным усилием и большими жертвами, но ему удалось прорвать кольцо окружения! В образовавшуюся брешь в английской линии проскочил весь голландский флот.

— Рано нас хоронили! — грозили кулаками британцам голландские матросы. — Мы еще вам покажем, где раки зимуют!

Ван Ниес, держась позади него, принимал на себя весь металл, летевший от неприятеля. Англичане били из погонных пушек, голландцы отстреливались из ретирадных. Рюйтер уводил свой потрепанный, но так и не побежденный флот на зюйд-ост.

Генерал Монк гнался за ним с невероятным азартом, горя желанием пленить голландского командующего и привезти в Лондон, как главное доказательство своей победы. Для достижения этой цели Монк, казалось, не жалел ничего. Одних только брандеров против «Семи Провинций» он бросил более десятка. На этот раз уничтожить Рюйтера английский командующий желал наверняка. Сам Монк, наблюдая за атакой, ходил в нетерпении на шканцах. Неотрывно глядя в зрительную трубу, когда матросы раскрутят и закинут на палубу столь ненавистного ему корабля четырехлапые якоря-дреги, намертво привязывающие горящие брандеры к их жертвам, он уже мысленно радовался смерти своего главного врага. Но этого так и не произошло. Капитан рюйтеровского корабля всякий раз успевал как-то уворачиваться от несущихся на него судов-смертников в самый последний момент, а затем и расстреливать их в мелкую щепу.

— Румпель быстрее под ветер! Брасопить паруса на левую сторону! — командовал стоявший рядом с ним Рюйтер.

Очередной брандер на полном ходу проскакивал мимо. Несколько добровольцев (и в их числе волонтеры-французы), забравшись в спущенную на воду шлюпку, перехватывали несущиеся на флагман брандеры, беря их на абордаж. Впопыхах следующий из брандеров был подожжен столь рано, что от него загорелся шедший рядом 72-пушечный английский корабль. Сбивая огонь, он неудачно подвернул кормой к самому борту ван Ниеса, и тот без раздумий вычистил ему палубы смертоносными продольными залпами. Французы-волонтеры, обступив Рюйтера, просились у него идти на абордаж. Но он этого не разрешил, не желая задерживать движение всего флота. Зияя дырами и набитый доверху истерзанными трупами, англичанин вывалился из строя и вскоре навсегда скрылся за горизонтом.