Небольшой павильон располагался справа от дома. Освещенный изнутри, он производил впечатление зажженного в ночи огромного фонаря. Двое людей охраняли дверь, их руки тяжело опирались на узловатые дубины, представлявшие грозное оружие. Они стояли безмолвные и мрачные, черные, как слуги смерти, и рука Марианны нервно впилась в руку Язона. Пак открыл дверь и посторонился, пропуская пару.

– Войдите! И посмотрите!

Язон вошел первый, вздрогнул и инстинктивно попытался загородить проход своей спутнице, чтобы скрыть от нее ужасное зрелище и помешать вступить в кровь, залившую пол. Но было уже поздно… Она увидела…

Вопль ужаса вырвался из ее горла. Она пошатнулась, резко повернулась, чтобы бежать от этого кошмара, и упала на грудь стоявшего у порога инспектора.

Посередине комнаты, с ногами под биллиардным столом, распростерся гигантский труп с перерезанным горлом, с глазами, широко открытыми в вечность. Но, несмотря на безжизненную бледность лица, несмотря на ужасающую неподвижность замершего с выражением изумления взгляда, его легко было узнать: человек, лежавший там, в месте, созданном когда-то для отдыха и так трагически превратившемся в бойню, был Никола Малерусс, названый дядя Марианны, он же моряк Блэк Фиш, спаситель бежавших с английских понтонов военнопленных, человек, жизнью поклявшийся уничтожить Франсиса Кранмера…

– Кто этот мужчина? – спросил Язон севшим голосом. – Я его не знаю.

– Ах! В самом деле? – воскликнул инспектор.

– Инспектор, я прошу вас дать возможность даме уйти и не заставлять ее быть свидетельницей этого ужасного зрелища.

– Мадам должна остаться и дать необходимые показания, – непреклонно ответил инспектор.

– Вы правы, сударь, потребовав, чтобы я осталась здесь. Никто лучше меня не сможет изложить эту омерзительную историю. Я расскажу вам также, как я познакомилась с Никола Малеруссом, какие услуги он мне оказал и почему я любила его, как бы вы ни верили анонимному доносу.

– Сударыня… – начал инспектор нетерпеливо.

Марианна подняла руку, остановив его. На полицейского устремился ее такой гордый и одновременно ясный взгляд, что он невольно отвел глаза.

– Позвольте, сударь! Когда я закончу, вы убедитесь, что господина Бофора больше невозможно обвинять, ибо в моем рассказе найдете имена подлинных виновников!..

Ее голос дрогнул, в то время как безошибочный регистратор – память – напомнил ей то, что она только что видела. Ибо друг Никола, такой добрый, такой храбрый, подло зарезан именно теми, кого он должен был бы убить. Марианна не могла объяснить, каким образом преступление могло произойти в доме, где жил Язон, в доме, принадлежавшем очень уважаемому человеку. Но она знала с уверенной проницательностью ее горя, гнева и ненависти, кто сделал это! Если бы она должна была кричать об этом перед лицом всего Парижа и потерять навсегда свою репутацию, она все равно разоблачила бы подлинных виновников и добилась бы справедливости!.. Инспектор Пак, однако, заметил легкое колебание, некоторую нерешительность на лице молодой женщины, говорившей с такой убедительностью и уверенностью.

– Все это очень интересно, госпожа княгиня, но ведь преступление произошло и труп найден здесь…

– Преступление произошло, но господин Бофор тут ни при чем! Настоящий убийца – автор этого пасквиля, – воскликнула Марианна, показывая на желтый листок в руке Пака. – Это человек, который преследует меня с жестокой ненавистью, с того рокового дня, когда я вышла за него замуж. Это мой первый муж, лорд Франсис Кранмер, англичанин и… шпион.

Марианна тут же почувствовала, что Пак ей не верит. Он с подозрением переводил взгляд с Марианны на желтый листок и кончил тем, что поднес его к лицу молодой женщины.

– Иначе говоря, человек, которого вы убили? Вы считаете меня полным идиотом, сударыня!

– Но он не умер! Он во Франции, он скрывается под именем виконта…

– Придумайте что-нибудь другое, сударыня, – гневно оборвал ее инспектор, – и вообще перестаньте морочить мне голову сказками! Легче всего обвинять призраков! Напоминаю вам, что в этом доме якобы давно живут привидения, что, очевидно, и натолкнуло вас на такую мысль. Я верю только в реальность и…

Возмущенная Марианна, может быть, и дальше продолжала бы защищаться, напомнив этому недоверчивому чиновнику о своем влиянии на Императора, высоком положении в обществе, о своих знакомствах вплоть до роли одного из доверенных агентов Фуше, невзирая на стыд, который она еще испытывала, вызывая в памяти те черные дни ее жизни, когда появились четверо полицейских, двое с фонарями и двое крепко державших здоровенного детину, судя по одежде – моряка.

– Начальник! Этого парня нашли в кустах под стеной со стороны Версальской дороги. Он хотел перемахнуть стену и смыться, – сказал один из них.

– Кто это? – буркнул Пак.

Но совершенно неожиданно на вопрос ответил Язон. Он вырвал из рук полицейского фонарь и поднес его к голове задержанного. В ночной темноте над грязным воротником возникло костлявое лицо с кривым носом и черными, как уголь, глазами.

– Перец? Что ты тут делаешь?

У парня был обезумевший вид. Несмотря на крепкое телосложение, он так сильно дрожал, что без поддержки полицейских, может быть, упал бы на землю.

– Вы знаете этого человека? – нахмурив брови, спросил Пак.

– Это один из моих людей! Вернее, он был членом моего экипажа, потому что я выгнал его, когда мы бросили якорь в Морле. Это отъявленный прохвост! – с негодованием вскричал Язон. – Я не понимаю, что он тут делает.

Мужчина издал рев закалываемого быка и упал на колени перед инспектором.

– Господин, я все скажу! Я не виновен. Он меня заставил, – и Перец указал пальцем на Бофора. – Он сказал, что сдаст меня в полицию и расскажет, что было со мной, а еще больше – чего не было. У меня не оставалось выхода. Я убил Никола Малерусса, и в этом помог матрос Джон, которого Бофор тоже заставил пойти на преступление.

Бофор и Марианна в ужасе от этой клеветы прижались друг к другу. Они не могли произнести ни слова.

– Подлец, – это все, что мог выдавить из себя Язон.

– Так, – обвел всю группу ледяным взглядом инспектор Пак. – Вы арестованы, господа, и прошу следовать за мной.

Полицейские оторвали оцепеневшую от ужаса Марианну от Бофора и, окружив плотным кольцом Переца и Язона, повели их к выходу. Несчастного Никола Малерусса положили на плащ. Онемевшая Марианна смотрела, как проходят они мимо нее, не зная больше, относятся ли ее отчаянные слезы к мужественному и доброму человеку, дважды спасшему ей жизнь, которого теперь унесли безжалостно зарезанного, или к тому, любимому всем естеством, несправедливо обвиненному в преступлении. Ибо у нее виновность Кранмера не вызывала сомнений. Это он все замыслил, он натянул каждую тонкую липкую нить смертельной паутины, именно он сразил Никола Малерусса, одним ударом поразив двоих: он избавился от опасного врага и запятнал кровью жизнь Марианны так же, как и Язона. Как она могла быть такой глупой, такой слепой, чтобы поверить его словам? Из-за любви она стала сообщницей бандита и вестником смерти тех, кого так любила.