Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Преступники, разбойники, бесчестные, подлые, низкие людишки, — проговорил снизу один из друидов, старец, опирающийся на длинный посох. — Присмотритесь к ним как следует. Посмотрите, какое наказание ждет в лесу Мырквид преступников и негодяев. Посмотрите и запомните. Мы отпустим вас, чтобы обо всем сейчас увиденном вы смогли рассказать другим. Как предостережение.
В самом центре поляны вздымалась огромная куча бревен и хвороста, а на куче, подпертая слегами, стояла сплетенная из ивовых прутьев клетка в форме огромной неуклюжей куклы. Клетка была забита орущими и дергающимися людьми. Ведьмак четко слышал лягушачьи вопли, хриплые, скрипучие стоны Соловья–разбойника. Видел белое как полотно, искривленное паническим страхом лицо полуэльфа Ширру, прижатое к ивовой плетенке.
— Друиды! — заорал Геральт, вкладывая в крик все силы. — Госпожа фламиника! Я — ведьмак Геральт!
— Не поняла, — отозвалась снизу высокая худощавая женщина с прихваченными на лбу венком из омелы волосами цвета серой стали, ниспадающими на спину.
— Я Геральт… Ведьмак… Друг Эмиеля Региса…
— Повтори, я не расслышала.
— Гера–а–а–альт! Друг вампира!
— Ах! Ну, так и надо было сразу же!
По данному стальноволосой друидкой знаку дубочуд опустил их на землю. Не очень нежно. Они упали, не в силах подняться. Мильва была без сознания, кровь текла у нее из носа. Геральт с трудом встал на колени, наклонился к ней.
Стальноволосая фламиника, стоявшая рядом, кашлянула. Лицо у нее было очень худощавое и даже костлявое. Неприятно напоминавшее череп, обтянутый кожей. Ее васильковые глаза смотрели добро и мягко.
— У нее, кажется, сломаны ребра, — сказала она, глядя на Мильву. — Но мы сейчас это подправим. Наши целители незамедлительно окажут ей помощь. Я сожалею о случившемся. Но откуда было знать, кто вы такие? Я не приглашала вас в Caer Myrkvid и не давала согласия войти в наши владения. Правда, Эмиель Регис поручился за вас, но присутствие в нашем лесу ведьмака, платного убийцы живых созданий…
— Я немедленно уйду, уважаемая фламиника, — заверил Геральт, — как только…
Он осекся, видя друидов с горящими лучинами, подходящих к костру и забитой людьми ивовой кукле.
— Нет! — крикнул он, сжимая кулаки. — Стойте!
— Эта клетка, — сказала фламиника, словно и не слыша его, — должна была служить зимней кормушкой для голодающих животных и стоять в лесу, заполненная сеном. Но когда мы схватили этих мерзавцев, я вспомнила о гнусных сплетнях и наветах, которые распространяют о нас люди. Хорошо, подумала я, вы получите вашу Ивовую Бабу. Вы сами придумали этот вызывающий ужас кошмар, ну, так я вам его обеспечу…
— Прикажи им остановиться, — выдохнул ведьмак, — почтенная фламиника… Не поджигайте… У одного из бандитов есть важные для меня сведения…
Фламиника скрестила руки на груди. Ее васильковые глаза по–прежнему были мягкими и добрыми.
— О нет, — сказала она сухо. — Нет и нет. Я не верю в институт коронного свидетеля. Избежать кары — ненормально.
— Стойте! — рявкнул ведьмак. — Не подкладывайте огонь. Стой…
Фламиника сделала рукой короткий жест, а дубочуд, все еще стоявший поблизости, затопал корнями и положил ведьмаку ветку на плечо. Геральт с размаху сел.
— Подкладывайте огонь! — приказала фламиника. — Досадно, ведьмак, но так должно быть. Мы, друиды, ценим и почитаем жизнь в любом ее проявлении. Но даровать жизнь преступникам — обычная глупость. Преступников отпугивает только ужас. Поэтому я покажу им пример ужаса. Очень надеюсь на то, что мне не придется этот пример повторять.
Хворост занялся мгновенно, костер вспыхнул, забился пламенем. Вырывающиеся из Ивовой Бабы рев и вопли поднимали волосы на голове. Разумеется, это невозможно было услышать в усиливающемся треске огня и какофонии, но Геральту почудилось, что он различает отчаянный хрип Соловья и высокие, полные боли крики полуэльфа Ширру.
«Он был прав, — подумал ведьмак, — смерть не всегда бывает одинаковой».
А потом — далеко не сразу — костер и Ивовая Баба наконец милостиво вспыхнули адом гудящего огня, в котором не могло выжить ничто.
— Твой медальон, Геральт, — сказала стоявшая рядом с Геральтом Ангулема.
— Не расслышал, — откашлялся он, прочищая стиснутое кошмаром горло. — Что ты сказала?
— Твой серебряный медальон с волком. Он был у Ширру. Теперь ты его потерял насовсем. Он расплавился в этом жару.
— Что делать, — ответил ведьмак после короткого молчания, глядя в васильковые глаза фламиники. — Я больше не ведьмак. Я перестал быть ведьмаком. На Танедде, в Башне Чайки, в Брокилоне, на мосту через Яругу. В пещере под Горгоной. И здесь, в лесу Мырквид… Нет, теперь я уже не ведьмак. Придется, видно, обходиться без ведьмачьего медальона.
Глава 8
Король безгранично любил свою супругу, а она всем сердцем любила его. Такая любовь просто не могла не окончиться трагически.
Флоуренс Деланной. «Сказки и предания»
Деланной, Флоуренс — языковед и историк, родился в 1432 году в Виковаро, в 1460—1475 годах — секретарь и библиотекарь при императорском дворе. Неутомимый исследователь народных легенд и сказаний, автор множества трактатов, считающихся памятниками древнего языка и литературы северных регионов Империи. Из его произведений самыми значительными являются: «Мифы и легенды народов Севера», «Сказки и предания», «Неожиданность, или миф Старшей Крови», «Сага о ведьмаке», а также «Ведьмак и ведьмачка, или Неустанные поиски». С 1476 года — профессор академии в Кастелль Граупиане, где скончался в 1510 году.
Эффенберг и Тальбот. Encyclopaedia Maxima Mundi, том IV
С моря дул сильный ветер, хлопал парусами; мелкий дождь, будто мелкий град, колол лицо. Вода в Большом Канале была свинцовая, изморщенная ветром, исклеванная оспинками дождя.
— Сюда, милсдарь. Извольте сюда. Лодка ждет.
Дийкстра тяжело вздохнул. Он уже по горлышко был сыт морским переходом, облегчение принесли те несколько минут, когда он чувствовал под ногами твердый и неколебимый камень набережной, и теперь ему делалось дурно при одной только мысли о необходимости снова подниматься на покачивающуюся палубу. Но делать было нечего — Лан Эксетер, зимняя столица Ковира, принципиально отличалась от других столиц мира. В порту Лан Эксетера прибывшие морем путешественники высаживались с кораблей на каменные набережные только для того, чтобы тут же пересесть на очередное плавсредство — изящную многовесельную лодку с высоко задранным носом и лишь чуть менее задранной кормой. Лан Эксетер стоял на воде в широком устье реки Танго. Роль улиц здесь выполняли каналы, и все городское сообщение осуществлялось на лодках.
Он вошел в лодку, поздоровавшись с реданским послом, ожидавшим у трапа. Отвалили от набережной, весла размеренно ударили по воде, лодка двинулась, набрала скорость. Реданский посол молчал.