Между тем уборка квартиры была завершена. Под наши ликующие крики Домовушка с помощью Пса выволок из шкафа кадку с елкой. Елочка была невысокой – от силы метр, но действительно зеленой и пушистой. Паук сразу же перебрался на нее и зашмыгал по веткам в поисках желтых иголок, которые надо было удалить, а также вредных насекомых. Насекомых он не нашел – откуда насекомые в нашей заколдованной квартире? – желтых иголок и обломанных веточек тоже. Покончив с осмотром, Паук строго предупредил, что если кто-то из нас сломает на елочке хоть иголочку, то будет иметь дело с ним, с Пауком. Грозный его вид с поднятыми кверху жвалами не обещал осмелившемуся ничего хорошего. Но Домовушка, с его привычкой стараться все сразу уладить и разрядить обстановку, быстро нашел Пауку работу – украшать оконные стекла снежинками, слепленными из паутины. Паук плохо себе представлял, как это делается, и удалился в кухню экспериментировать. Мы же, повосхищавшись елочкой, разбрелись по углам, чтобы до прихода Лады хоть немного отдохнуть после непривычных дневных трудов. Кроме Домовушки, конечно: занятый уборкой, он не успел приготовить обед, и теперь собирал нам поесть что-нибудь на скорую руку, хотя бы всухомятку.

Он почти успел справиться с этим, как запоры нашей двери начали открываться сами собой: в замочных скважинах со скрежетом проворачивались невидимые ключи, засов отодвинулся, цепочка выскочила из гнездышка и закачалась, болтаясь… Я подскочил на всех четырех лапах и испуганно взирал на все это – нашествие страшной вражьей силы виделось мне, а Лады дома нет, значит, я должен буду предпринять что-либо, как единственный в наличии практикующий маг, хотя ну какой, какой я маг? Ученик только, фамулус, я ведь, кроме чиха да сглаза, еще никаких приемов не знаю, и вряд ли вражью силу можно одолеть, всего только чихнув на нее. Шерсть моя на загривке сама собою встала торчком, усы распушились, хвост в напряжении задрожал, спинка выгнулась, а когти самостоятельно, без всякого моего на то желания, покинули мягкие подушечки лап. Я был очень, очень испуган, но внешне, наверное, представлял собой вполне достойное зрелище рассвирепевшего кота. И тут я услышал спокойный и даже радостный голос Домовушки:

– Ишь, как Ладушка наша нынче домой поторапливается! Видно, все купила, груз тяжелый да неудобный; опять же елку нынче наряжать надобно – она с малолетства это дело страсть как любит. Пес, ты б пошел ее встренул, что ль?

Но Пес, не дожидаясь робко высказанной просьбы Домовушки, уже сорвался с места и кинулся к двери, услужливо перед ним распахнувшейся.

– Ну и ну, – покрутил я головой, с облегчением переводя дух и чувствуя, как приглаживается – опять же сама собой – моя вздыбившаяся шерсть, как втягиваются на место когти, как расслабляются напруженные мышцы. – Так это Лада нам такой переполох устроила? Неужели она двери вот так, на расстоянии открывать может? Что же она всякий раз звонит, чтоб ей открыли?

– Ну, – сказал Домовушка, расставляя на столе тарелки, – поперву, не годится волшбой каждый день разбрасываться, так и всю свою силушку растерять недолго. Я так мыслю. И потом, это ж тоже приятно, когда тебе дверь отворяют – ждут, значит, дома… Она вот так только когда оченно злая, а чаще – когда спешит чрезмерно. Нынче же, я думаю, у нее сумки очень тяжелые, потому и сама отперла.

Но Домовушка ошибался. То есть сумки Лады действительно были очень тяжелыми, и их было много, и были они громоздкими и неудобными. Но, помимо всего прочего, Лада спешила.

Она влетела в коридор, швырнула сумки в кухню и скрылась в своей комнате. Я кинулся подхватить сумки, чтобы они не упали, хотя был слишком далеко. Порыв мой, загодя обреченный на неудачу, оказался одновременно и ненужным, и бесполезным: сумки зависли в воздухе, как будто стояли на столе. Присмотревшись, то есть определенным образом прищурившись, я различил тонкую, ажурного плетения авоську из магионов, мешающую сумкам упасть.

Из комнаты Лады вылетел, квохча и теряя перья, встрепанный и возмущенный Петух. Он оглядел нас недоумевающим круглым глазом, взлетел на резную перекладину – насест Ворона – сунул голову под крыло и уснул.

Потом в дверь протиснулся пыхтящий Пес. В зубах он тащил сумку, опять же в магионного плетения авоське, то есть сумка никак не могла быть для него тяжела. Однако она была очень велика, и Псу приходилось изо всех сил вытягивать шею, чтобы не волочить ее (сумку) по земле.

Домовушка запер дверь и занялся разбором покупок, когда Лада позвала его к себе в комнату.

Я обошел вокруг сумок. Конечно, меня очень интересовало, что же такое тяжелое и громоздкое принесла Лада, но я рассудил (и вполне логично, по-моему), что содержимое сумок никуда не денется и я успею узнать, что в них лежит; уж верно, Лада значительно расширила список, выданный ей с утра Домовушкой! А вот содержание разговора, который Лада с этим самым Домовушкой вела, и причины Ладиной спешки – это куда более интересный предмет и, если так можно выразиться, куда более животрепещущий. Я прошелся вдоль коридора туда-сюда с видом кота, совершающего свой ежедневный моцион, – невозмутимо и с достоинством. Я не собирался подслушивать – нет и нет! Подслушивать некрасиво, это знает каждый младенец, а я уже никак не могу причислять себя к младенцам и отговариваться младенческим неведением и младенческой невинностью. Однако если у кота возникает потребность в чем-либо, пусть даже и в моционе, он ее тут же должен утолить. И не его вина, что рядом с выбранным им для прогулок местом кто-то очень громко разговаривает. Он совершенно не собирается прислушиваться. Но если какие-то слова достигнут его ушей, он в том определенно не виноват. И уж никак не подслушивает. Говорите тише, если не хотите, чтоб вас услышали!..

К сожалению, они не хотели быть услышанными и говорили слишком тихо, чтобы я мог хоть что-нибудь разобрать. Только время от времени до меня доносились Домовушкины вопли: наш охранитель духа был близок к истерике. Самой настоящей.

«Бзрз!.. – доносилось до меня. – С-с-м стыд прр… Ч-ч-б-ш-ш-с-ж!»

Я подумал и перевел это так:

«Безразумная! Совсем стыд потеряла! Что я Бабушке (возможен вариант «батюшке») скажу!»

Очень скоро Домовушка вылетел из комнаты с таким же взъерошенным видом, как и Петух, на ходу перекидываясь в таракана. Я было сунул нос в слегка приоткрытую дверь – и чуть не получил этой дверью по своему любопытному носу: дверь с треском захлопнулась. К счастью, у меня хорошая реакция.

Я вернулся в кухню. Те, кто там находился, сидели тихо, как мышки. Домовушка успел забиться в какую-то щель. Жаб затаился в чаще дубовой поросли. По-моему, он даже и в миску свою забрался, и полотенцем укрылся. Рыб влез в грот головой вперед, так что вместо улыбающегося рыла был виден только слегка подрагиваюшии хвост. Паук, в последнее время порядком потолстевший, спешно наращивал новый ряд паутины. Даже Пес, большой и бесстрашный, залез под стол, и оттуда торчали его лапы – они были слишком велики. Один лишь Петух дремал на насесте, ничтоже сумняшеся.

Мне места не нашлось. Я уже понял, что Лада чем-то разгневана, а также сообразил, что разгневанной магине под руку лучше не попадаться. Поэтому я оставил их дрожать от страха в кухне и отправился в Бабушкину комнату. Я собирался дрожать от страха там. Туда Лада почти никогда не заходила.