— Тем более что в течение следующих двух лет она будет занята своим строительством.

— Тем более что у нее под рукой всегда имеется Джордж Болдуин, — цинично добавил Джонни, хотя и почувствовал легкий укол ревности от одной этой мысли. — Как ты полагаешь, кого англичанам удалось подкупить за время нашего отсутствия? — продолжал он, словно почувствовав, что необходимо сменить тему разговора. — Я думаю, Белхэйвена и Монтроза. Может, еще и Селкирка.

— Вопрос только в том, сколько им заплатили, — согласился Монро, снова принимаясь за еду. — Вся эта троица уже давно запродала Шотландию.

Джонни ощутил острый приступ ненависти.

— Англия ведет грязную игру, — пробормотал он сквозь зубы, — и нищета Шотландии ей в этом только на руку.

— Двор не сможет победить.

— Сейчас я в этом уже не так уверен. — В голосе лэйрда Равенсби послышались нотки усталости. — А впрочем, возможно, ты и прав, — улыбнулся он. — Может статься, нашему Давиду и удастся одолеть этого Голиафа. В этом большую услугу нам может сослужить война на континенте.

— И то, если Лондон все же одобрит Акт о безопасности.

— Да, и если…

Разговор двух мужчин вертелся вокруг серьезного положения Шотландии, и Элизабет Грэм была окончательно забыта.

На следующее утро они въехали в пригороды Эдинбурга. Их кони были взмылены и спотыкались, сами всадники покачивались в седлах от усталости. Вернувшись в Равенсби-хаус, Джонни едва успел вымыться, перекусить и переодеться, поскольку опаздывал на условленную встречу с Роксбургом и Флетчером. Перед возобновлением в понедельник парламентских слушаний руководство деревенской партией намеревалось выработать свою стратегию.

— Ты выглядишь просто жутко, — констатировал Роксбург, когда Джонни рухнул на стол в таверне Стейла.

— Я выгляжу лучше, чем себя чувствую. — Джонни провел ладонями по все еще влажным волосам и еще ниже сполз на стуле. — В последнее время я мало спал, — охрипшим от усталости голосом пояснил он. — Расскажите, что тут произошло без меня. Что я пропустил?

— Во-первых, ты пропустил морскую прогулку и вечеринку, устроенную Рокси, — колко заметил Роксбург.

— О, черт! — промычал Джонни. Он даже забыл извиниться перед ней за свое отсутствие.

— Однако твой брат проявил благородство и заменил тебя. Во всех отношениях, — цинично пояснил Роксбург. — Если, конечно, тебя это интересует.

— Слава Богу! — с облегчением проговорил Джонни.

— Я не вижу на твоем лице отчаяния, — пошутил Роксбург. Они дружили с Джонни уже много лет, и он знал повесу-лэйрда не хуже, чем самого себя.

— А что я пропустил из политических событий? — В данный момент Джонни не был настроен обсуждать степень привязанности к своей бывшей любовнице. Его волновали более серьезные темы.

— Посланцы Лондона положили кругленькие суммы в карман кое-кого из наших, — с холодным сарказмом сообщил Флетчер, оторвавшись от своего завтрака. — Ходят слухи, что Твидейл давит на Годольфина в интересах признания акта.

— Ну, и что говорят? Согласится на это Лондон? — Круг шотландских политиков был невелик, и главным источником информации для них обычно служили слухи.

— Поговаривают, что Годольфин все же капитулирует.

Несмотря на то что весть была приятной, Джонни не торопился ликовать. Он слишком хорошо знал англичан и поэтому лишь сдержанно сказал:

— Ну что ж, скоро узнаем.

Однако потребовалось еще два дня ожесточенных торгов и закулисной возни, в ходе которых правительство отчаянно пыталось спасти свою программу и не желало признать собственное поражение.

Наконец Твидейл понял, что если Лондон не согласится признать акт, парламентская сессия 1704 года, как и прошлогодняя, ни за что не пропустит законопроект о финансировании английской армии. Указания, полученные им от лорд-казначея Годольфина — главного министра королевы Анны, — были однозначны.

В письме, полученном Твидейлом от Годольфина, говорилось, что в случае, если меры окажутся тщетными и переговоры зайдут в тупик, Твидейлу, как верховному английскому эмиссару в Шотландии, дается разрешение «именем британской короны» одобрить Акт о безопасности, превратив его таким образом в закон. Именно это он и сделал 5 августа.

Услышав эту весть, палата представителей взорвалась бурей радостных криков и восторженных оваций. Шотландский парламент, который более двух лет твердо добивался того, чтобы забрать полномочия у английской короны и взять их в собственные руки, одержал наконец крупную победу.

Однако Англия рассматривала конституционные идеи шотландских парламентариев и их очевидное стремление укрепить свою власть, отобрав ее у британской монархии, как опасную и крайне заразную болезнь. 28 августа — перед тем как в парламенте должно было начаться обсуждение вопроса о вооружении Шотландии, Твидейл, повинуясь полученным из Лондона указаниям, объявил очередной перерыв в работе законодательного собрания. Депутатам было сказано, что он продлится до 7 октября.

Однако Лондон не собирался разрешать шотландским парламентариям вновь приступить к своей работе вплоть до того момента, пока двор королевы Анны снова не укрепит свои властные позиции. 13 августа Марльборо одержал важную победу над французами при Бленхайме, о чем в Лондоне, правда, узнали лишь двадцать первого числа. Теперь можно было разобраться со строптивой Шотландией.

Пока Джонни отдавал все время нелегкой борьбе за независимость Шотландии, Элизабет тоже не сидела сложа руки, занималась важными, по ее мнению, делами, хотя они носили исключительно личный характер.

Впервые в жизни у нее задерживались месячные.

Поначалу ей и в голову не приходило, что она могла понести — слишком часто она обманывалась на этот счет в предыдущие годы. И теперь с ее стороны было бы слишком самоуверенно ожидать от судьбы такого королевского подарка, как рождение ребенка от Джонни Кэрра. Поэтому Элизабет изо всех сил старалась отбросить пустые надежды и гнала эти мысли прочь. Однако они упорно продолжали снова и снова тревожить Элизабет! Вскоре Элизабет уже не могла думать ни о чем другом. Незнакомое доселе счастливое возбуждение целиком и полностью овладело ее сердцем, разумом и душой. Сотни раз она подсчитывала дни, выясняя, на сколько задерживаются месячные — сначала на пальцах, а затем — на бумаге, словно выведенные чернилами цифры выглядели убедительнее, нежели высчитанные в уме.

Прошло пять дней. Затем неделя… Неужели случилось то, о чем она мечтала так страстно и так… безнадежно?

Прошло десять дней, и закончился август. Затем минуло еще две недели.

Элизабет была ослеплена своей возродившейся надеждой, она кружила ей голову. Она уже и думать забыла о начатом ею строительстве, а ведь до того оно составляло всю се жизнь! И хотя она появлялась на строительной площадке ежедневно, контролируя и давая указания, выслушивая предложения и отвечая на вопросы, ею овладело странное безразличие. Теперь она была равнодушна ко всему, кроме волшебного таинства, вершившегося в ее теле.