Любопытно, что кипрская письменность, также служившая для записи слов греческого языка, делает противоположный (и в равной степени вероятный) выбор. В кипрском письме вместо удаления конечного согласного в конце слова, если необходимо, добавлялся “фиктивный” гласный. Слово doulos (“раб”), например, могло бы записываться как do-we-lo-se с финалью -e, выступающей как фиктивный гласный. (Записанное при помощи линейного письма Б это же слово выглядело бы как do-e-ro.)

Это различие в интерпретации финального согласного было основной причиной, по которой кипрский ключ казался бесполезным для дешифровки линейного письма Б. Как и ожидалось, кипрские надписи на греческом содержали массив слов, заканчивавшихся на -se, записанных с помощью символа (например doulos, которое в греческом заканчивалось на -s). Ученые рассуждали: если линейное письмо Б использовалось для записи греческого, таблички должны были бы содержать слова, заканчивающиеся на соответствующий символ. Но, как показывает статистика Кобер, Вентриса и других, знак не встречается на конце слов, записанных линейным письмом Б. Это укрепило сложившееся мнение, что эта письменность использовалась для записи слов негреческого языка.

Другое “правило”, выделенное Вентрисом, касалось фиктивных гласных, которые были нужны, чтобы разбить скопления согласных в греческом языке. Это правило действует в первом слоге слова Knossos. В линейном письме Б это слово выглядит так: ko-no-so (-s в конце опущено).

Вентрис понял, что может прочитать и многие другие слова. Среди нихи – “итого”. “Сетка” позволила найти значения слов to-so и to-sa – усовершенствованные варианты написания древнегреческих tossoi и tossai (мужская и женская форма множественного числа слова, означающего “столько-то”). Знаки в линейном письме Б для слова “мальчик” и “девочка” произносятся ko-wo и ko-wa, предположительно kouros и korē, мужская и женская форма единственного числа греческого слова “ребенок”.

Эти открытия в большей степени, чем какие-либо другие, заставили Вентриса расстаться с “этрусской мечтой”. To-so и to-sa, наряду с ko-wo и ko-wa, заставили его предположить, что в языке есть грамматическое различение рода, как во французском и испанском языках. Различение рода – отличительная черта индоевропейской семьи, к которой принадлежат такие языки, как французский, испанский, немецкий, латинский и греческий (более того, -o и -a выступают как мужское и женское окончания во всех индоевропейских языках). Наличие различения по роду заставляло предположить, что на табличках слова не этрусского, а иного языка. Этрусский не был индоевропейским языком, при этом в этрусском – как установили, собрав данные по крупицам, ученые – не было различения рода.

В ближайшие недели Вентрис определил дополнительные слова, в том числе, po-me (похоже на древнегреческое poimēn, “пастух”);, ke-ra-me-u (kerameus, “гончар”);, ka-ke-we (khalkēwes, “кузнец, мастер по бронзе”);, te-ko-to-ne (tektones, “плотники”). Каждое новое слово означало новые звуковые значения для таблицы. А они, в свою очередь, генерировали новые значения.

1 июня 1952 года Вентрис завершил свою последнюю, двадцатую “заметку”. Этот знаменитый документ носит название одновременно и смелое, и говорящее о неуверенности: “Написаны ли кносские и пилосские таблички на греческом языке?” Всего лишь пятистраничная – гораздо короче, чем другие – “заметка” №20 выдает глубокие сомнения автора по поводу решения, которое теперь маячило перед глазами. “В развернувшейся дедуктивной цепи, – пишет Вентрис, – мы могли бы, я думаю, сначала выделить слова и формы, которые заставляют нас спросить, а не имеем ли мы дело с диалектом греческого языка?” Уже в следующем абзаце он отступает: “Это вполне может оказаться галлюцинацией”. Но “если бы мы играли с идеей раннегреческого диалекта, мы должны были бы предположить, что греческий правящий класс… утвердился в Кноссе в начале 1450 года и что новое линейное письмо Б было взято из коренного слогового письма, чтобы писать по-гречески”.

Далее Вентрис выкладывает результаты эксперимента с топонимами, однако замечает: “Если продолжать, то, подозреваю, эта линия… зайдет в тупик или просто сойдет на нет. Надо бы вернуться к гипотезе коренного неиндоевропейского языка”.

Но в течение следующих нескольких дней, несмотря на то, что Вентрис старается прогнать его, греческий язык утверждается в своих правах. Однажды вечером, в начале июня, исследователь обнаружил, что не может больше сопротивляться. В тот вечер журналистка Прю Смит и ее муж-архитектор, коллега Вентриса, были приглашены в гости. Когда они явились, хозяин их не встретил: