— Это у нас хорей, — входя, сказала Вера. — Здравствуйте все. Это не экзамен, нет? Прошу не снижать балл за подсказку, я нечаянно.

Петров кивнул и хмуро буркнул:

— Привет, Вер…

— Здравствуйте, Вера Алексеевна, здравствуйте, Эдуард Юльевич… — Отес поднялся из-за стола и сел только после того, как Вера села в свое любимое кресло. Отес был не половиной, а целым джентльменом. — Нет, это не экзамен. Мы объясняем, чем ямб отличается от хорея. А также — от дактиля, анапеста, амфибрахия и тоника. Ну, и от гекзаметра, конечно.

— Мелодией, — не подумав, ляпнула Вера. И тут же спохватилась: ну, сейчас начнется!

Ну, и началось, конечно.

— При чем тут мелодия? — раздраженно вскинулся полу-Дюжин: он всегда болезненно реагировал на суждения дилетантов о предмете, в котором был почти профессором. Полу-профессором. Вспомнил, что недавно получил от Веры ценную информацию, и несколько мягче продолжил: — Размер следует высчитывать. Откуда вы знаете, что это хорей? Вы же даже не считали!

— Чего там считать, и так слышу…

Вере не хотелось разговаривать с полу-Дюжиным на эту тему, уж очень он дурной был. Полудурок. Но тот никак не мог успокоиться:

— Что значит «слышу»? Никто не слышит, а вы слышите!

Отес и Петров быстро переглянулись и заулыбались. Но промолчали. Конечно, кому хочется с полудурком связываться. А слабой девушке, значит одной за правду бороться…

— Да все слышат, Эдуард Юльевич, — ласково сказала она. — То есть почти все. Просто не все знают, как называется тот размер, который они слышат. Один раз связать мелодию… ну, хорошо, стихотворный размер с названием — и все, больше никогда не перепутаешь. И считать незачем.

— Нет, что значит «незачем»? — совсем обиделся полу-Дюжин. — Все стихи выучить невозможно! А как вы узнаете размер незнакомого стихотворения, если не будете считать?!

— Услышу, — равнодушно ответила Вера.

Не надо было с ним в пререкания вступать, с полудурком. Еще забудет от расстройства, что она говорила о Лиле Воронцовой…

— Вера Алексеевна, может быть, вы объясните барышням, как вы слышите размер? — зачем-то вмешался Отес. Вот ведь некстати. Знает же, что опять все склокой может кончится.

Вера с немым упреком глянула на него и даже головой досадливо качнула, но барышням все-таки объяснила:

— Ямб: вода — вода — вода — вода… Почти весь «Евгений Онегин» написан ямбом. Хорей: воды — воды — воды — воды… «Буря мглою…» Дактиль: водами — водами — водами — водами… Например, «Что-то мне видится, что-то мне слышится…» Амфибрахий и анапест…

— Водою — водою! Водосток — водосток! — радостно крикнули девочки хором.

— Верочка, вы гений, — очень довольным голосом сказал Отес.

— О! О! О! О! — закудахтал полу-Дюжин. Это он так смеялся. — Так для вас, Вера Алексеевна, вся поэзия — это вода, я правильно понимаю?

Петров заржал, Отес вздохнул и внимательно уставился на полу-Дюжина, Мириам Исхаковна радостно заверещала с порога:

— Для Веры Алексеевны всё беда! Она даже буквы не отличает! Русские от нерусских! Представляете, Эдуард Юльевич? Вот где беда! Всем доброго утречка…

При появлении Мириам Отес символически привстал с кресла, но тут же опять сел. Ага, даже у Отеса джентльменство — это вопрос отношений. Петров вообще на Мириам внимания не обратил. Библиотечные девочки подхватились и выскочили из комнаты, сразу за дверью нахально захохотав на два голоса. Полу-Дюжин растерянно похлопал глазами и подозрительно спросил:

— Вы о чем, Мириам Исхаковна? При чем тут буквы какие-то?

— Ой, Мириам Исхаковна, как хорошо, что вы пораньше пришли! — радостно заговорила Вера, чтобы не дать увести разговор от волнующей ее в данный момент темы. — Доброе утро! Вы сегодня прекрасно выглядите! И шарфик так оживляет! Я у одной ведущей по телевизору недавно видела… Последний крик моды. Кстати, о телевидении. Говорят, мать Витосика… в смысле Витольда Кошелькова увольняют с работы. Может, вы какие-нибудь подробности слышали? Вы же с ней дружите все-таки.

Мириам, начавшая было таять от массированного залпа комплиментов, закаменела лицом, нервно уцепилась за шарфик — последний крик, торопливо сгребла со стола конверт с экзаменационными билетами и громко затопала к двери, на ходу холодно обронив:

— С какой стати мне с Кошельковой дружить? Я ее даже не знаю…

Петров хотел что-то сказать, но глянул на Веру и промолчал. Отес встретился с ней взглядом, укоризненно качнул головой, но глаза у него смеялись. Полу-Дюжин напряженно думал, и итог раздумий был написан у него на лице: раз Мириам открещивается от дружбы с Кошельковой, значит, ту действительно увольняют… Следовательно, и все остальное, что говорила Вера, — тоже правда. Ай-я-яй, а он-то собирался сегодня душу отвести на этих дебилах… Хорошо, что вовремя узнал. Но все-таки, какая дура эта Вера Алексеевна! Если бы он первый узнал такую информацию — ни за что никому не сказал бы. Посмотрел бы на этих принципиальных, как они пары высокопоставленным отпрыскам лепили бы… Поразвлекался бы, когда этих принципиальных фэйсом об тэйбл повозили бы в кабинете ректора… Нет, конечно, спасибо Вере Алексеевне за своевременный сигнал, но какая ду-у-ура все-таки!.. Вот примерно так Вера поняла полу-Дюжинские раздумья. Она очень надеялась, что поняла правильно. Все-таки Марго Терентьевне, считай, открытым текстом пообещала. Да и вообще обе группы действительно сильные, хорошие ребята, чего их на съедение полупридуркам отдавать…

Полу-Дюжин сунул в портфель какие-то растрепанные книжки и, рассеянно бормоча на ходу, что уже пора бы и начинать, вышел вслед за Мириам. Отес с Петровым как по команде молча повернулись к Вере.

— Да ладно вам, — недовольно буркнула она. — Чего это вы сразу на меня смотрите? Чуть что — сразу смотреть… Я ничего. Я ему просто намекнула, что в его группе учатся сплошь дети бизнесменов и депутатов. А Лиля Воронцова — племянница губернатора.

— Круто, — одобрительно сказал Петров. — А про Кошелькову зачем?

— Да так, к слову пришлось, — виновато объяснила Вера. — Ч-черт, не надо было, наверное… Ладно, после экзаменов скажу, что слухи о Кошельковой оказались дезинформацией. Но вообще-то славно было бы, если бы он этого Витосика завалил…

— Верочка, вы сегодня не слишком кровожадны? — озабоченно спросил Отес.

— Я сегодня гуманна, как президент всемирной ассоциации защиты животных! Я сегодня гуманней даже самого Петрова! — Вера торжественно подняла правую руку. — Клянусь, что сегодня не зарежу ни одного идиота… Без крайней необходимости. Да сегодня, кажется, и особых идиотов нет. Вот если только Кошельков пересдавать припрется?

— А Кошелькова зарежешь? — с интересом спросил Петров.

Вера задумалась, стоя с поднятой рукой. Действительно, может, стоит с парнем поговорить помягче? Все-таки, бытовую психологию он превзошел… Но даже однокурсники считают, что мозгов у него — как у червяка. Или она просто собирает аргументы в оправдание собственной антипатии? Это нехорошо.