Собачий пляж функционировал по собственным неписаным правилам, которые временами менялись в зависимости от обстоятельств. Это был своеобразный тайный сговор владельцев собак, посещавших этот пляж. Нарушителей правил встречали неодобрительными взглядами, которые обычно сопровождались крепкими выражениями. Хозяева собак сами поддерживали порядок, чтобы ни у кого не возникало соблазна навязать новый устав. Правила пляжа были простыми, и их было немного. Агрессивных собак следовало привязывать, а спокойные могли свободно бегать. Хозяева были обязаны иметь при себе пластиковые пакеты и убирать любые следы пребывания своих собак на пляже. Также полагалось убирать за собой весь мусор, включая упакованные собачьи испражнения. Владелец собаки должен был обеспечить ее чистой водой. Помимо всего прочего, запрещалось загрязнять воду отходами. Этикет предписывал следующее: сначала хозяева с питомцами должны отойти к краю дюны, подальше от океана, и оставаться там, пока собака не нагуляется. Затем требовалось упаковать отходы и после этого можно отправляться к воде.

Я слышал о Собачьем пляже, но ни разу там не был. И теперь решил наверстать упущенное. Этот забытый кусок земли был частью исчезающей старой Флориды. Он существовал еще до появления здесь кооперативных высоток, стоявших вдоль береговой линии, платных автостоянок и стремительно растущих небоскребов и находился в тот момент под прицелом журналистов. Окружная чиновница, которая отвечала за развитие инфраструктуры, недолюбливала этот неподведомственный кусочек суши и интересовалась, почему правила, которые применяются на всех других пляжах округа, здесь не действуют. Она четко дала понять: в рамках закона необходимо убрать отсюда животных и сделать данный ценный ресурс достоянием людей.

Я оперативно ухватился за эту историю, поскольку это был идеальный предлог, чтобы провести рабочий день на пляже. Погожим июньским утром я надел плавки и шлепанцы и направился с Марли к Береговому каналу. Я запихнул в машину столько полотенец, сколько смог найти, и их в точности хватило на поездку. Марли, как всегда, свешивал язык из пасти, разбрызгивая всюду слюну. Я пожалел тогда, что автомобильные дворники находятся снаружи, а не внутри.

Согласно правилам Собачьего пляжа, я припарковался в нескольких кварталах от него, где меня не стали бы штрафовать, и отправился пешком через спальный район, застроенный старомодными домами в стиле 1960-х годов. Марли бежал впереди. Примерно на середине пути меня кто-то окликнул хриплым голосом: «Эй, мужчина с собакой!» Я застыл, будучи уверенным, что сейчас на меня набросится агрессивный местный житель, который мечтает о том, чтобы мы с моей собакой держались подальше от его пляжа. Но голос принадлежал другому собачнику. Держа своего огромного пса на поводке, он подошел ко мне и попросил подписать петицию, где содержался призыв к окружным уполномоченным оставить в покое Собачий пляж. У нас завязалась беседа, и мы бы еще долго болтали, но я заметил, с каким интересом Марли и вторая собака кружат друг возле друга. Я знал: им достаточно нескольких секунд, чтобы затеять драку. Я поспешил позвать Марли, попрощался с хозяином собаки и продолжил путь. Только мы добрались до дорожки на пляж, Марли присел в кустах и опорожнил свой кишечник. Прекрасно. По крайней мере хоть одна общественная норма была им соблюдена. Я собрал в пакет улики и объявил: «А теперь на пляж!»

Когда мы вышли на вершину дюны, я увидел несколько человек, плескавшихся на мелководье, и удивился, что их собаки были крепко привязаны на берегу. Тогда из-за чего столько шума? Я-то думал, что собаки здесь могут свободно бегать, без привязи. «Тут только что был помощник шерифа, – объяснил мне один угрюмый собачник. – Он сказал, что с этого момента они вводят обязательное ношение поводка, и нас оштрафуют, если собаки будут бегать без привязи». Похоже, я опоздал с приездом, для того чтобы в полной мере насладиться всеми прелестями Собачьего пляжа. Руками полиции административные структуры, настроенные против Собачьего пляжа, намеревались затянуть петлю. Я послушно прошелся с Марли вдоль воды вместе с другими собачниками, словно был не на последней неподконтрольной властям Южной Флориды полоске песка, а находился на прогулке арестантов во дворе тюрьмы.

Я вернулся с собакой за полотенцем и только налил Марли в миску воды из фляги, прихваченной с собой, как из-за дюны показался мужчина с обнаженным торсом, весь в татуировках, в укороченных синих джинсах и грубых ботинках. На толстой цепи рядом с ним трусил мускулистый свирепый питбуль. Эти собаки известны своей агрессивностью, а в те времена к ним было приковано особое внимание жителей Южной Флориды. Эту породу выбирали бандиты, головорезы и хулиганы, а собак часто тренировали как бойцовых. Газеты кишели репортажами о беспричинных, причем иногда с летальным исходом, нападениях питбулей как на животных, так и на людей. Видимо, хозяин, заметив мою реакцию, решил успокоить меня и крикнул: «Не бойтесь, Киллер не кусается. Он даже не бросается на других собак». Едва я выдохнул с облегчением, как он с нескрываемой гордостью добавил: «Но видели бы вы его с диким кабаном! Он может уложить его и распороть брюхо за пятнадцать секунд!»

Марли и Киллер, убийца кабанов, натянули свои поводки и закружили, яростно обнюхивая друг друга. Марли никогда в жизни не участвовал в бою, а поскольку он был гораздо крупнее большинства собак, то их вызовы не пугали его. Даже когда собака пыталась навязать ему драку, он, казалось, этого не замечал и неожиданно принимал игровую позу: поднимал зад, вилял хвостом, с глупым видом скалился. Но никогда прежде ему не приходилось встречаться с натасканным убийцей, охотником за дичью. Я уже представлял, как Киллер без предупреждения вцепится в горло Марли и уже не отпустит его. Его хозяин, напротив, был совершенно спокоен:

– Если вы не дикий кабан, он будет лизать вас до полусмерти, – сказал он.

Я рассказал ему, что здесь только что были копы и они намерены штрафовать всех, кто не подчинится их требованию обязательной привязи.

– Это абсурд! – закричал он, сплюнув в песок. – Я водил своих собак на этот пляж годами. Да и зачем их привязывать на Собачьем пляже?! Чушь какая-то!

С этими словами он отстегнул тяжелую цепь, и Киллер помчался по песку в воду. Марли то вставал на задние лапы, то опускался. Он посмотрел на Киллера, а затем перевел взгляд на меня. Потом снова взглянул на Киллера и опять на меня. Его лапы нервно топтались в песке, и он издал тихий, приглушенный стон. Догадываюсь, о чем бы он спросил, если бы мог говорить. Я оглянулся на границу дюны – в пределах видимости копов не было. Посмотрел на Марли. Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! Я буду хорошо себя вести. Обещаю.

– Ну, давай же, – сказал хозяин Киллера, – собака не должна проводить свою жизнь на привязи.

– Конечно, какого черта! – ответил я, отстегивая поводок.

Марли бросился в воду, осыпав нас песком. Он врезался в огромную волну, которая накрыла его с головой. Через секунду его морда снова появилась на поверхности, а стоило ему только встать на лапы, он тут же кинулся, увлеченный игрой, на Киллера, убийцу кабанов, и обе собаки вновь скрылись под водой. Я, задержав дыхание, спрашивал себя, не нарушил ли Марли ту границу, за которой Киллер превращается в неконтролируемую убийцу. Но вот собаки вынырнули. Они виляли хвостами и дружески скалились. Киллер прыгнул на спину Марли, а Марли влез на спину Киллера, челюсти собак лязгали. Псы бегали друг за другом по берегу, поднимая фонтаны брызг. Они прыгали, танцевали, боролись, ныряли. Не думаю, что когда-либо я видел такой неподдельный восторг.