Александр, кажется, был немного удивлен его предложением.

— Отчего нет? — помолчав, откликнулся он. — Если батюшка дозволит.

Сыновья вопросительно глянули на Ярослава, а тот добродушно усмехнулся:

— Верно, полезно вам будет кости размять! Погляжу потом я, какую добычу каждый из вас сумеет привезти.

Вот так легко оказалось Федору заманить Александра в ловушку!

Заведет он его в глухое место и там настигнет младшего его брата роковая участь!

Княжеский первенец всё тщательно продумал. Осознавая, что своими силами ему ни за что не справиться с Александром и его охраной, разыскал он себе сообщников. Пользуясь временем, имевшимся у него до возращения Александра в Новугород, Федор сговорился с ушкуйниками, пообещав им щедрую награду за вспомоществование в дерзком убийстве.

Должны будут ушкуйники расправиться с княжескими телохранителями, а уж Федор возьмет на себя Александра. Заранее подсыплет он тому в питье отраву, чтобы обессилел тот в нужный Федору момент и не сумел дать отпора. Заколет его Федор собственноручно, а мертвое тело бросит в воду, чтобы не обнаружили Олексу сразу. Вернувшись в Городище, скажет он отцу, что напали на их отряд разбойники да и перебили всех, кроме него одного! Вот так и свершится план Федора.

«Судьба благоволит мне! Как же хорошо, что отказался Олекса от охранителя своего Мусуда, — размышлял в предвкушении княжеский первенец. — Не сможет теперь проныра-татарин оборонить его от беды неминуемой! Сам себе Олекса могилу вырыл, собственными руками! И теперь пускай откушает мести моей до отвала!»

14. УДАР В СПИНУ

Летнее солнце проклюнулось над кривой линией горизонта, касаясь своими первыми лучами зеленеющей земли и причудливо искажаясь в дымке, парившейся над серыми водами реки Волхов. Оживал Новугород после теплой летней ночи, наполнялись его улочки людом, спешащим кто-куда: кто-то направлялся на базар с тележками, наполненным товаром, кто-то выгонял скотину с подворья, кто-то торопился в ремесленные мастерские.

Поднимая пыль столбом, стремительно пролетел Александр по дороге на своем вороном коне, направляясь к Рюрикову Городищу, однако, не доезжая до крепостных стен свернул в сторону, к речному берегу. Добравшись до рыбацких мостков, уходящих на глубину, княжич остановил своего скакуна и спрыгнул на землю.

На ходу сдергивая с себя кафтан и сбрасывая с ног сапоги, он зашел на мосток. Выехав еще до рассвета на конную прогулку по окрестностям Новугорода, Александр разгорячился во время скачки и захотел немедля освежиться в водах Волхова. Оказавшись на краю мостка он, недолго думая, нырнул в воду.

— Княже! Расхвораешься же! — жалостливо воскликнул кто-то из телохранителей.

Четверо телохранителей Александра отстали от ретивого коня княжича и нагнали его только сейчас. Спешившись с лошадей, слуги княжича встали на берегу, наблюдая за тем, как тот, рассекая речные воды сильными и уверенными гребками, плывет на середину реки. Растерянно княжеские ратники переглядывались друг с другом, не зная, как им поступить — прыгать в воду вослед Александру или ждать, когда тот накупается и сам вылезет из реки? Князь Ярослав Всеволодович настрого велел им во все глаза сторожить своего сына, однако долго им было снимать с себя латы, чтобы не пойти ко дну под их тяжестью! К их облегчению, Александр, добравшись до середины реки, развернулся и поплыл обратно к их берегу.

— Чего ж на берегу застряли, охранители непутевые? — раздался требовательный голос над головами княжеских слуг. — А ежели захотел бы он на другой берег выбраться да деру от вас дать?

Оглянувшись, увидели они, что подъехал к ним на коне Мусуд.

— Отстали мы от княжича, — повинились те, невольно робея перед ним. — Уж больно он скор аки ветер!

Татарин спустился на землю и, встав у рыбацкого мостка, следил взглядом за тем, как Александр возвращается к берегу. Узнав утром, что княжич ни свет ни заря уехал на прогулку, Мусуд дожидался его возвращения на крепостной стене. С высоты башни рассмотрев, что Александр свернул с дороги к реке, он оседлал коня и поехал в ту же сторону. Рассчитывал Мусуд на разговор с Александром!

После того, как стало ему известно о дерзкой выходке княжича в битве на Омовже, понял Мусуд, отчего тот поступил так нелюбезно с ним. И отлегло у него от сердца, унялась свербящая в нем горечь! Ясно стало татарину, что дело было не в гневливости Александра, не в оскорбленной его гордыне, а в хитром плане — который, конечно, княжич не сумел бы осуществить, ежели остался бы подле него кормилец. И мальчишка решил при помощи уловки устранить его, дабы никто не мешал ему рискнуть своей головой.

«Эх, Олекса! Олекса…» — вздыхал Мусуд сокрушенно, слушая россказни о том, какую смелость проявил в бою княжич и каких плетей он получил позже от разгневанного батюшки своего.

Когда по возращению своему в Новугород князь Ярослав спросил Мусуда о том, какое решение тот принял относительно своей службы, то ответил он, что желает он вновь стать княжеским гридником. Рассуждал татарин так: ежели станет он кормильцем Андрея, то в любой момент князь может отослать третьего по старшинству сына в Переяславль, а с ним и его кормильца — а став гридником, Мусуд останется при дворе Ярослава Всеволодовича. А там, где Ярослав, там будет и Александр — ведь знал твердо Мусуд, что тот не отпустит от себя любимого сына надолго, как бы не серчал на его выходки.

Вчерашним днем Мусуд находился во дворище на устроенных Ярославом Всеволодовичем гуляниях. Но подойти к княжескому столу, за которым восседала княжеская семья, татарин не решился и только издали наблюдал за Александром. Княжич, несмотря на показную невозмутимость, показался Мусуду печальным — то, что не заметно было Ярославу, прекрасно наловчился видеть бывший кормилец! — и то тревожило татарина. Что там на уме у Александра? Что его гнетет? Почему он, дождавшись отцовского прощения и вернувшись в Новугород, совсем не радуется этому?..

Александр доплыл до мостка и, подтянувшись, выбрался из воды.

— Добрый хозяин своего коня сразу после дороги холодной водой не поит, — заметил небрежно Мусуд, — а ты, не остынув после скачки, в студеную воду прыгнул.

Княжич, отряхнув с волос капли воды, бросил на него насмешливый взгляд:

— А ты прав! Будь я конем — был бы повод волноваться.

Усевшись на край мостка он размотал пропитавшиеся водой онучи[16] на ногах и натянул на голые стопы сапоги, не обращая внимания на то, что вода, капающая с мокрых штанов, тут же начала стекать в обувку. Поднявшись, он подобрал свой кафтан и