Артем, поставивший лоток, замешкался, исподлобья поглядывая на нас.

– Иди сюда! – помахала я ему рукой. – Иди, поздороваемся!

Артем, оглядываясь на Самвела, вышел из-за прилавка.

– Привет! – я погладила его по рукаву, Паша протянул руку, и они долго трясли руки, смеясь и пихаясь.

К нам неторопливо подошел Самвел, хотел что-то сказать, но в это время дверь распахнулась и с криком: «А-а, ну вот!» в небольшое помещение магазинчика ворвалась женщина. Я, конечно, думала, что этот крик относится к нам. Когда идешь по городу с Пашей, всегда жди сюрпризов. И женщина на самом деле двинулась к нам. Но смотрела не на Пашу и не на меня, а на Самвела.

– Вот ты наконец вышел! А то все прячешься!..

– Здравствуйте, уважаемая, – улыбаясь, но довольно прохладно ответил ей Самвел.

– Я-то уважаемая, я-то уважаемая, меня здесь все знают, а ты? Ты – кто? Ты откуда к нам приехал, умный такой?

– Что случилось, дорогая? – вздохнул Самвел.

– Что случилось? Что случилось? Почему Райке дали два батона бесплатно? Она, что, – инвалид первой группы? А? Она бегает почтальоном, работает, ей вообще не положено даже пенсию платить! У нее ноги, как у этого… забыла… у кого железная нога…

– Баба Яга, – подсказала я.

Женщина в оторопи посмотрела на меня, Паша стал смеяться. Артем, глядя на Пашу, тоже.

– Какая Яга!.. – она отмахнулась от меня изо всех сил. – Ну этот… бегун…

– Что ты хочешь, дорогая? – Самвел говорил негромко, но все в магазинчике замолчали и стали смотреть представление.

– Хочу справедливости! Ты написал: «Подарки к Новому году». А где подарки были? Где? Я пришла – все, ничего мне не досталось. Я уезжала, у меня причина. Можно было позже выдать… Потом ты Райке выписал два батона. А с чего? Она по городу бегает, у нее ноги, как у этого… ну этого…

– С железной ногой, – подсказала я.

Женщина слегка толкнула меня. Потом вгляделась.

– А-а-а… Я поняла!.. Мне уже сказали… Ты их на работу берешь и кормишь бесплатно!.. Что, уже трое? Был один только, вот этот дебил, он мне в крупу плюнул… Открываю крупу-то, а оттуда моль вылетает!..

– Понесла!.. – Кассирша махнула рукой. – Самвел Ашотович, она уже приходила, я говорила вам… Ей подарок не достался на Новый год.

– Не она, а госпожа Кунякина! – с достоинством сказала тетка.

– Госпожа Пунякина, – не расслышав, повторил Самвел, – ты не кричи, дорогая…

– Ку-ня-ки-на! – четко ответила ему тетка. – Подарок давай, пока я на тебя прокурору не накатала жалобу! Скажу, что ты воришек этих приваживаешь, учишь их у людей по карманам шарить… Стоят тут, кучкуются, расплодились… Был один, стало трое… А у этой глаза-то шустрые… Смотрит, где чего увести…

– Вот дура какая… – в сердцах сказала какая-то женщина в очереди.

Самвел развел руками и ушел, так ничего нам и не сказав. Артем, стоявший рядом, хотел потопать за ним, но я остановила его.

– Ты как? Где живешь?

Артем смотрел на меня молча и улыбался. Ну конечно. Я первый раз услышала, как он говорит, когда у нас что-то случилось и потребовалась его помощь. Даже чудо, что он задержался у нас и его не перевели в специнтернат, где бы он погиб. Он нормальный, все понимает, когда Вульфа разбила мне голову, пошел за Виктором Сергеевичем, молча привел его в класс, сообразил… И вообще, он учился, не просто сидел в классе. Письменно все делал, только плохо говорил.

– Ладно. Ты у Самвела работаешь?

Артем кивнул.

– А где живешь? В общежитии?

Артем помотал головой.

Паша ответил за него:

– Не… Артем не у нас…

Артем показал куда-то наверх.

– А там что? – удивилась я. – Ты там живешь?

Артем кивнул.

– У Самвела?

– Да, – сказал Артем низким голосом, и я вспомнила – точно, у него такой необычный голос, кажется, что он сейчас запоет, как бас в хоре: «Бом-бом…»

– Ничего себе… А как тебе это разрешили?..

Дальше спрашивать и мучить Артема было бесполезно. Так бывает иногда, когда болеешь. Сказать ты можешь, просто это очень трудно и тебе самой не нужно. У Артема, наверное, как-то так произошло в детстве. У него история непростая – а простых историй и не бывает среди наших.

Мама Артема отказалась от него, оставила в роддоме. Мальчика распределили в приемник. Потом мама спохватилась и пришла за ним обратно. Ей каким-то образом разрешили его взять, может быть, не успели оформить отказ. Артем какое-то время пожил дома, потом мама решила, что ей ребенок все-таки не нужен или она с ним не справляется. И отдала его снова. Потом года через два она опять его взяла. Как это ей разрешали – отдавать-то ладно, а вот забирать обратно? Но, наверное, думали – мать, имеет право. Я точно не знаю этих законов, но рассказывала это Любовь Игоревна, которая знала все наши истории.

И когда Артему исполнилось семь лет, его мама точно решила, что он ей не нужен и в третий раз отдала его. И больше не приходила. А Артем все ждал, что она придет и заберет его. И молчал. Он наивный и беспомощный, его, понятное дело, обижали, иногда били и постоянно смеялись, но потом он вдруг резко стал расти, стал очень крупным и сильным, причем сила у него была какая-то нереальная, немножко нечеловеческая.

Когда я по утрам бегала по двору (детдом наш был расположен в лесу, и то, за что меня хвалили воспитатели, на самом деле просто было удовольствием для меня), за мной хвостом всегда бегали три-четыре младших мальчика. Артем же выходил и где-нибудь в сторонке отжимался и поднимал всякие ненужные предметы, копившиеся на нашем заднем дворе. Старая шина от грузовика была его любимым снарядом. Я, например, даже сдвинуть с места с трудом ее могла, а Артем поднимал ее над головой.

Сейчас Артем стоял рядом молча, как раньше, смотрел куда-то в сторону, но не уходил. Мне вдруг в голову пришла неожиданная мысль.

Я, никого не спрашивая, прошла за прилавок в ту дверь, куда ушел Самвел. За дверью была небольшая светлая комната, с коробками, деревянными стеллажами. На одном лежали только что испеченные булочки. Поэтому запах был просто невероятный.

Самвел сидел на стуле с большой тетрадкой в руке и что-то отмечал. Он поднял на меня глаза. Большие, темные, восточные глаза. Если на него надеть золотой кафтан и поставить слуг с опахалами, он в точности был бы похож на какого-нибудь персидского шаха из сказки. Но в простой одежде, поверх которой он набросил белый рабочий халат, он больше был похож на зубного врача, Наиля Рубеновича, к которому нас раз в год возили на диспансеризацию.

Врач мельком осматривал мальчиков, девочек – чуть дольше и всегда приговаривал: «Открыть… шире… так… хорошо… хорошие зубы, хорошая жизнь… Закрыть! Следующая! Открыть… хорошие зубы, хорошая жизнь…» И мне всегда было страшно. Открыть – закрыть – следующая… Вот и жизнь прошла как будто. На самом деле, если не читать книжек, сказок в детстве, больших романов русских писателей, когда взрослеешь, такие мысли в голову не приходят. Живешь себе, ешь, спишь, влюбляешься… Открыть – закрыть – следующая…