Однако еще раньше, после победы под Тронхеймом командующий силами вермахта в Норвегии генерал фон Фалькенхорст отправил на север к Нарвику целый корпус в составе одной горной и одной пехотной дивизий. Эта так называемая Колонна Фалькенхорста с незначительными боями продвигалась к 68-й параллели. К первому июня ее передовые части находились в 150 километрах южнее Нарвика. Тогда было решено выделить наиболее подвижные подразделения, бросить все лишнее и послать их вперед чуть ли не бегом на выручку своих.

Ко всему этому четвертого июня два мощных линейных крейсера Кригсмарине (часто классифицируемые как линкоры) «Шарнхорст» и «Гнейзенау» в сопровождении эсминцев вышли из Киля и тоже взяли курс на Нарвик. Они повели туда транспорты с войсками и боеприпасами, но по пути были вынуждены вступать в стычки с английскими кораблями.

Но не эти меры, а сокрушительные поражения союзников в Бельгии и Франции, приведшие к «Дюнкеркской катастрофе», вынудили их принять решение о полном оставлении Норвегии во власти немцев. На кораблях Королевского Грандфлита они эвакуируют из Нарвика британскую бригаду, французских альпийских стрелков и солдат Иностранного легиона, а также несколько тысяч норвежских и польских военнослужащих. Седьмого июня, поняв, что дальнейшее сопротивление бессмысленно, король Хокон VII вместе со своим правительством на борту крейсера «Девоншир» покидает Тромсе и направляется в Лондон. Норвегия капитулирует. Восьмого июня горные егеря Эдуарда Дитля снова вступают в Нарвик.

В их числе был и хромающий Мартин Вангер.

Несколькими днями позже в городе появляются эсэсовцы. Один из них беседует с Мартином, и тому приходится дать подробное описание истории гибели отряда лейтенанта Мореля. Еще через какое-то время Мартин узнает, что их бывший проводник Фредрик Бьернстад казнен со всей свой семьей. Гестапо разыскало его в Сальтдале и провело расследование. Фредрик сознался, что, когда он после ухода немецкого отряда пришел в Сальтдаль и узнал, что Нарвик в руках англичан, он посчитал, что его семье теперь ничто не угрожает, и рассказал обо всем норвежским властям. Он знал, как Морель поведёт свой отряд, потому что сам посоветовал ему этот путь. Он подробно описал немцев и назвал их точное число. На перехват была послана рота норвежских стрелков под командованием майора Фьелля.

Фредрика привезли в Нарвик и во дворе его дома на его глазах казнили родителей, жену и детей. Потом повесили и его самого. Йозеф Тербовен, гауляйтер Норвегии на ближайшие пять долгих лет, не был намерен давать спуску кому-либо.

«Он сам погубил свою семью, — решил для себя Мартин, — ведь он был заранее предупрежден и знал, на что шел».

В ноябре сорокового года, отметив свое восемнадцатилетие, Эрна вступила в организацию «Вера и красота» и записалась в секции фольклора и музыки. Ей нравились еженедельные встречи с новыми подругами. На них девушки обсуждали все стороны жизни и делились сокровенными секретами о женихах. В такие минуты Эрне оставалось только слушать и незаметно вздыхать.

В университете она сразу стала активной участницей студенческого театра. Эрна обладала приятным голосом, была исключительно пластична и особенно восприимчива к романтическим образам средневекового германского эпоса.

Как-то осенью их театр представил на суд публики инсценировку «Четвертого дня» тетралогии Рихарда Вагнера «Кольцо Нибелунга». Это была упрощенная версия «Гибели богов». Они выступали на открытой сцене в Хофгартене. На скамейках перед летним павильоном сидели их главные зрители — раненые, инвалиды, медперсонал мюнхенских клиник и военного госпиталя. Был погожий сентябрьский день. Вокруг собралось много дополнительной разношерстной публики — жители окрестных кварталов, студенты, военные, просто прохожие.

Конечно же, Эрна играла роль красавицы Гутрун Под не очень стройные звуки их небольшого оркестра она нараспев произносила монологи своей героини, кидала влюбленные взоры на Зигфрида — рослого рыжего первокурсника, — подносила ему напиток забвения, чтобы стереть память о его любви к Брунгильде.

— Ты должна стать сладострастной галлюцинацией, наполняющей душу Зигфрида, — требовал от нее режиссер Пауль Шмельхер, студент выпускного курса факультета филологии. — Ты должна возвестить публике о возвращении демонических гармоний, волшебства взаимоотношений, стать роковым инструментом в руках судьбы своего мужа.

Эрна не всегда понимала, о чем он так туманно говорит, но в своем длинном, облегающем талию черном платье, с распущенными волосами, с вплетенными в них красными лентами, она была неотразима. Другая валькирия, Брунгильда, которую играла сокурсница Эрны, меркла рядом с нею.

— Зигфрид, мой супруг, а не мой брат Гунтер, овладел твоим телом и похитил у тебя твою девственность! — гордо бросала она королеве-сопернице.

Публика с замиранием следила за их противостоянием. Ее не столько волновала гибель рыжего Зигфрида, сколько плач Гутрун над его бездыханным телом. И, когда представление закончилось, большая часть оваций выпала именно на ее долю.

После спектакля, еще разгоряченная своей игрой и успехом, Эрна вместе с друзьями вышла на автобусную остановку. Здесь она со всеми попрощалась и решила идти домой пешком, благо до их Брудерштрассе было совсем рядом.

— Вы не подскажете, который час? — обратилась она к оказавшемуся рядом моряку.

— Без четверти восемь, очаровательнейшая из Кримхильд.

— Из Кримхильд? — Эрна вопросительно посмотрела на моряка. — Господин офицер хорошо знаком с «Нибелунгами» Фридриха Геббеля?[21]

— Я не офицер, фройляйн, хотя скоро должен им стать Пока я всего лишь оберфенрих цур зее.

— А я всего лишь студентка второго курса, а никакая не Кримхильда, — рассмеялась Эрна.

— В таком случае нам осталось только назвать имена, чтобы окончательно представиться. Клаус фон Тротта, — он приложил руку к козырьку фуражки.

— Эрна Вангер, — немного растерявшись, ответила она и пожала протянутую ладонь. — А вы не родственник…

— Адмирала? Дальний, настолько дальний, что даже не собирался становиться моряком. Я прослушал курс филологии в целой куче университетов, но потом посчитал, что в наше время не могу оставаться в стороне от семейной традиции.

Они помолчали.

— Позвольте, я вас провожу? Я слышал, что вы собрались идти домой пешком, — сказал оберфенрих.

— Но я живу совсем рядом. Вон за теми домами, — показала она в сторону Кольца. — Пойдемте.

Первую минуту они шли молча

— А все-таки у Вагнера роль вашей героини сильно сокращена и даже искажена, — нарушил молчание Клаус. — Нет ни гордой супруги, ни скорбящей вдовы, ни безжалостной мстительницы. Он создал образ более нежный и человечный, нежели тот, что был в текстах древних поэтов и стал классическим у Геббеля. Вы не находите?