Со своего места они видели крыши дворца Ранги. Вне всякого сомнения, шпионы, шныряющие на гхатах, уже упредили принца об их прибытии. Другие иностранцы, большей частью англичане в гражданской одежде, прогуливались над гхатами, из осторожности не приближаясь к объятой религиозным пылом толпе туземцев. Богачи с Запада приезжали сюда в поисках острых ощущений и экзотики и за свои деньги имели все это в избытке.

Дхама презирал их, нет, он их просто не видел. Словно сокол, готовый упасть на добычу, он высматривал среди костров и людей замаскировавшихся тхагов и переодетых нищими наемников Кирата. Но в этой копошащейся массе, неистово взывающей к богам, было невозможно отыскать врага. Если опасность ждала их здесь, они увидят ее за секунду до нападения.

Опасность была. Хирал ощущала ее. Но это была не прямая угроза. Она никак не могла определить природу этой

опасности. Она искала глазами ее источник, пока взгляд, направляемый ее природным даром, не остановился на верхней части высоких гхат, там, где кончалась лестница и начинались тоннели улиц, насквозь пронизывающие древний город. Паломники высыпали из их темных отверстий. Оттуда выходили жрецы, сопровождавшие носилки с покойниками, являлись благословляемые паствой священнослужители в белоснежных одеяниях. Опасность пряталась в людском водовороте, и она приближалась к реке.

— Мишель! — шепотом позвала Хирал.

— Что, моя Хирал?

— Здесь происходит что–то странное, я это чувствую.

Услышав это, он положил руку на свою саблю.

— Как в Карли? — обеспокоенно спросил он.

— Нет, это другое… Мне кажется, нашим жизням ничто не угрожает. Но кто–то другой в опасности. Кто–то, кто дорог тебе.

— Кто–то, кто дорог мне? Быть не может! У меня нет друзей в Варанаси. Два человека, которые мне дороги, — это ты и Дхама. Наверное, ты ошиблась.

— Нет. Ее сердце связано с твоим сердцем, — сказала Хирал. — Такая хрупкая… Она… Ты должен ее спасти.

— Кого? О ком ты говоришь? Что ты видишь?

— Нет ясности… Она явилась мне в облике юной Ганги, когда я вошла в воду, чтобы очиститься… О, Мишель, она и мне дорога, хотя я совсем ее не знаю. Мишель…

В это мгновение с противоположной стороны качающегося длинного понтона до них донесся яростный женский вопль. Этот крик перекрыл бормотание молящихся, трели петухов, треск костров.

— Я вырву твое сердце!

Амия намеревалась войти в воду, когда справа от нее выросла черная фигура. Сердце девочки оборвалось, ноги вросли і в покрытое илом дно.

— Шитрита… — пробормотала она.

Служанка непалка была похожа на демона, извергнутого преисподней. Ее покрытое пятнами темное лицо, кривой нос и косящие глаза самой природой были предназначены для того, чтобы выражать злобу и ненависть. Крючковатыми пальцами она тянулась к Амии. Еще чуть–чуть — и она схватит беглянку, но в последний момент Амия пришла в себя.

— Нет!

— Я отведу тебя назад во дворец!

— Нет!

— Уж меня–то ты послушаешься!

— Нет! — крикнула Амия.

Внезапно она набросилась на служанку и с силой толкнула ее. Шитрита упала в мутную воду.

— Да проклянет тебя Ганга! — крикнула она, пытаясь подняться.

Глядя, как непалка барахтается в грязной у берега воде, Амия ощутила себя сильной. Она может себя защитить, и она будет драться. Она смогла бы одолеть любого евнуха, даже гуру. Ударом ноги она снова оттолкнула Шитриту.

— Нечестивая девчонка! Помогите! Не дайте ей убежать! — задыхаясь, кричала непалка.

Но никто даже не шевельнулся. Кому было дело до женщины и ребенка из низшей касты? Чужие беды не касались тех, кто пришел сюда издалека, чтобы омыть свою душу. Все продолжали плескаться в воде, сосредоточившись на молитвах. Пусть себе кричит эта сумасшедшая…

— Ты заплатишь за это жизнью!

Амия не должна была медлить. Нужно было бежать как можно дальше от Шитриты, бежать из Варанаси. Девочка бегом кинулась к самому длинному понтону. Прыгнуть в отчалившую лодку — лучшее, что сейчас можно было придумать. Одни суденышки ежеминутно отплывали от моста, другие занимали их место.

Девочка мчалась, лавируя между приезжими, носильщиками и матросами. Подстегиваемая ненавистью, непалка следовала за ней по пятам. Разозленная преследовательница размахивала трехгранным ножом — такими пастухи у нее на родине закалывали коз.

Девочка и рычащая женщина, потрясающая ножом, бежали прямо на них. Изумление застыло на лице Хирал.

— Это она! — воскликнула Блистательная, указывая на девочку.

Она узнала это лицо, лицо Ганги.

Внезапно Амия остановилась как вкопанная. Прямо на нее через толпу шел человек, у которого ей однажды уже случилось попросить помощи. Он вел за повод лошадь, а рядом с ним шла очень красивая женщина и трое вооруженных мужчин. Она ринулась к нему.

— Да, это она, — повторила Хирал. — Она, — та, что дорога нашим сердцам.

«Дорога нашим сердцам… Но почему?» — спрашивал себя Мишель. И тут он вспомнил. Он вспомнил испуганную девочку, которая в толпе родственников возвращалась оттуда, где сгорели на костре ее родители. Он вспомнил, с какой надеждой смотрела на него эта девочка, думая, что он спасет ее от несчастной судьбы… Это было… это было в Аунраи, к востоку от Варанаси. В тот раз он отвернулся, уехал, и потом пожалел об этом. Горько пожалел. Он думал о том, что мог бы сделать ее счастливой, а Хирал окружила бы ее любовью. И вот она здесь, изнемогающая, преследуемая, похожая на беззащитное животное. Он передал поводья Дхаме, подбежал к девочке и открыл ей объятия. Амия бросилась к нему, и он крепко ее обнял.

— На этот раз я тебя не брошу, — сказал он.

— Она моя! Отпусти ее! Она принадлежит мне! Я ее мать! — взвизгнула Шитрита.

Он презрительно посмотрел на взмыленную непалку, угрожающе размахивающую ножом.

— Ты лжешь! — заявил он. — Ее мать умерла год назад. Я видел ее костер.

Мишель был прирожденным воином: он мог оценить силу противника и степень его решимости вступить в схватку. Эта женщина не умела обращаться с оружием, но готова была броситься в драку, как голодная собака, у которой отняли кость. Она нетвердо держалась на ногах, нож был ей не по руке. И все–таки она была настроена пролить кровь. Кровь маленькой Амии.

Сжав в руках винтовки, Дхама и сикхи готовы были оставить как минимум три дырки в теле этой фурии.

— Нельзя проливать кровь на берегу священной реки, — сказал Мишель. — Это оскорбит Гангу.

Он обращался не только к непалке, но и к своим спутникам. И искренне верил в сказанное. Он уважал богов Индии и чтил места, где они являлись людям. Уважал верования людей, в чьем окружении прожил столько лет. В мире существовало множество сил, гнев которых не стоило вызывать.