Она посмотрела прямо в глаза своему собеседнику.

— Вы ошибаетесь, господин де Бейль. Я больше не друг императора. Я не могу сказать вам, что произошло, но вы рискуете скомпрометировать себя, помогая мне дальше. Присоединитесь к его величеству, это ваше право и даже ваш долг… Но позвольте мне идти своей дорогой!

Она уже повернулась, чтобы уйти, но он удержал ее, крепко взяв за руку.

— Сударыня, — сказал он, — я никогда не колеблюсь в выборе между доводами женщины и политики, так же как и между службой женщине и империи. До сих пор я не имел чести быть среди ваших друзей. Позвольте мне использовать этот дарованный судьбой случай. Если вы не хотите видеть императора, вы не увидите его…

— Этого недостаточно, сударь, — сказала она с полуулыбкой. — Я еще меньше хочу, чтобы император увидел меня…

— Я постараюсь, чтобы было так, но заклинаю вас, княгиня, не отталкивайте руку, которую я вам предлагаю… не отказывайте мне в радости быть, хоть ненадолго, вашим покровителем.

На мгновение их взгляды встретились, и у Марианны вдруг появилась твердая убежденность, что она может полностью довериться этому незнакомцу. Было в нем что-то основательное, крепкое, как горы его родного Дофинэ. Непроизвольно она протянула ему руку, скорее чтобы скрепить их своеобразный договор, чем с его помощью забраться в коляску.

— Решено! — сказала она. — Я доверяюсь вам.

Будем друзьями…

— Чудесно! Тогда это надо отпраздновать. Лучший способ провести время, когда нечего делать, это хорошо выпить. И у нас тут есть несколько внушительных бутылок… Эй, мой дорогой Боннэр, не пейте все, — вскричал он, заметив, что его пассажир с невозмутимым видом опорожняет бутылку, судя по пыли, старинного вина.

— О, я пью не ради удовольствия, — икнул тот, опуская сосуд. — Просто хорошее вино — лучшее средство от дизентерии…

— Черт побери! — возмутился Бейль. — Если вы путаете шамбертен с настойкой опия, мы будем драться на дуэли. Передайте мне бутылку и найдите, из чего пить.

Но Марианна согласилась только на стакан вина, оставив своему новому другу закончить бутылку. Впрочем, он был не одинок в части утоления жажды. Повсюду вокруг нее опешившая молодая женщина видела только людей, осушавших бутылки, некоторые даже на бегу.

Бейлю пришлось прервать свое занятие, чтобы обрушить град ругательств на головы едва держащихся на ногах нескольких лакеев, которые стали карабкаться на коляску. Кнут был пущен в ход с тем большей яростью, что эти лакеи находились на службе аудитора.

Внезапно показался кортеж императора, пронесшийся как молния. На мгновение его черная шляпа возникла из дыма и проплыла в полутьме, прежде чем исчезнуть среди волн белых перьев в улице, где горевшие дома уже начали рушиться.

— Наша очередь! — объявил Бейль. — Поехали!

Но поскольку его кучер тоже не тратил время даром и не отрывал ото рта бутылку, он схватил поводья и, ругаясь как арестант, направил коляску на Тверскую улицу. Ветер снова повернул и дул теперь с юго-запада, но с той же дикой яростью. Вскоре беженцы, оглушенные ураганом, ослепленные пеплом, прилипавшим к коже и одежде, только с большим трудом продвигались вперед. Растущая с каждой минутой жара подгоняла лошадей, и стоило большого труда удерживать их. С грохотом обрушивались дома, от других остались только дымящиеся обломки.

Когда проезжали мимо большого недостроенного дома, Марианна испустила крик ужаса. Около десятка людей в рубахах и с босыми ногами были повешены в оконных проемах этого дома, и ветер трепал на их изрешеченных пулями телах таблички: «Поджигатель Москвы».

— Это ужасно! — простонала она, готовая разрыдаться. — Ужасно! Неужели мы все обезумели?

— Может быть, — прошептал Бейль. — Кто более безумен: тот, кто в поисках смерти пришел сюда, или тот, кто, желая сгладить впечатление от поражения, окунается в ванну с кровью? В любом случае все мы причастны к этому. Вслушайтесь! Оглянитесь вокруг! Это же карнавал безумцев!

И действительно, словно безумие охватило эту вереницу груженных добычей карет, на каждом шагу образовывавшую пробки. Слышались вопли ездовых, которые, пытаясь спастись от беспощадного жара, могли только изощряться в ругани. Повсюду вооруженные солдаты выбивали двери еще уцелевших домов, грабя все ценное, и затем шли, пошатываясь под тяжестью добычи. Одни были задрапированы в тисненные золотом ткани, другие, несмотря на адскую жару, тащили на себе лисьи и соболиные шубы. Некоторые носили даже женские одеяния, закутывались в драгоценные кашемировые шали, которые они обматывали вокруг себя, словно пояса.

Падавший погибал, потому что сейчас же к нему тянулись жадные руки, но не для того, чтобы помочь, а чтобы забрать его ношу. Повсюду в багровом свете пожаров виднелись только искаженные страхом, алчностью или похотью лица. Император проехал, он оставил Москву, и ничто больше не сдерживало эти тысячи людей, которым на всем протяжении бесконечного пути великий русский город представлялся некой землей обетованной, рогом изобилия, из которого они будут черпать богатство.

Чтобы ничего не видеть, Марианна спрятала лицо в ладонях. Она не знала больше, что берет в ней верх: страх или стыд, но хорошо знала, что сейчас попала в ад.

Когда наконец оставили за собой стены Москвы, была уже ночь, и большая бледная луна поднялась над горизонтом. Густая вереница сразу рассеялась, словно вырвавшееся из открытой бутылки шампанское. Через поле пролег тракт и несколько проселочных дорог.

Бейль, который, похоже, дошел до изнеможения, остановил коляску на небольшой возвышенности и вытер лоб рукой.

— Вот мы и выбрались, сударыня… — пробормотал он. — Мы можем, я думаю, поблагодарить Провидение, которое позволило нам избежать этой смертельной бездны!

— И что мы теперь будем делать? — вздохнула Марианна, вытирая слезы с воспаленных от дыма глаз.

— Поищем уголок, чтобы попытаться поспать. Мы еще слишком близко. При такой адской жаре мы не сможем отдохнуть…

Приступ кашля прервал его слова. Он усмирил его с помощью изрядной порции коньяка. Но Марианна никак не откликнулась: хотя глаза ее слипались от набравшейся за три дня усталости, она была загипнотизирована открывшимся зрелищем.

Город напоминал кратер действующего вулкана. Это было горнило титанов, где плавилось и кипело все богатство мира и откуда вырывались языки пламени, снопы искр, молнии взрывов. Словно чудовищный фейерверк для обезумевшего божества вспарывал сердце ночи. Это было торжество демона, чье адское дыхание опаляло даже на расстоянии и чьи длинные багровые руки, словно щупальца гигантского спрута, еще пытались захватить тех, кому удалось вырваться от него.

— А мы не можем остаться здесь? — попросила Марианна. — У меня больше нет сил…

Это было больше чем правда. Ее тело, слишком долго лишенное сна, подчинялось ей только благодаря гигантским усилиям воли.