Лиля впервые после возвращения домой столкнулась с финансовыми проблемами. Конечно, у отца была персональная пенсия, получала пенсию и мать, но, во-первых, на эти деньги содержали дом, а во-вторых, на них жили фактически пятеро: Говоров, Таисия Александровна, Лиля и две ее дочери. Аришка еще училась в школе, Кира восстановилась в институте, но стипендию ей пока не дали. Да и что там за деньги, та стипендия! Кое-что подбрасывала Катерина, которая жила в Доме с лилиями и считала теперь своим долгом оплачивать свою комнату. Деньги у нее были – нашла каких-то спонсоров и открыла бар, который вполне преуспевал. Как ни стыдилась Лиля, но приходилось брать у Катерины деньги.

Сама Лиля устроиться на работу никак не могла. В театре должность завлита вообще упразднили – все было отдано на откуп режиссерам, которые сами выбирали пьесы для постановки и отчаянно искали спонсоров – теперь это слово стало очень модным. Лиля продолжала писать, но издаваться пока не удавалось, да и вообще – писательским случайным заработком не проживешь! Она долго ломала голову, как заработать. И вот однажды к ее машине бросился какой-то человек и начал умолять подвезти на вокзал – он опаздывал на поезд. Лиля подвезла его, а он бросил на сиденье трешку…

Лиля хотела было догнать его и вернуть деньги, но человек уже исчез в вокзальной сутолоке. Она посмотрела-посмотрела на эту трешку – и вдруг поняла, что судьба дает ей шанс заработать, причем очень неплохо!

Лиля не стыдилась «грачевать» – так назывался в Ветровске левый шоферский заработок. После того как она мыла посуду в лондонском ресторанчике и продавала свою косу, – чего ей было стыдиться?

Теперь она до поздней ночи колесила по городу. К ней особенно охотно садились женщины, да и сама Лиля предпочитала возить именно пассажирок: не хамят и не лезут с дурацкими вопросами типа что она делает сегодня вечером.

Как ни странно, зарабатывала она неплохо… Правда, благоразумно старалась не подсаживать знакомых. Ветровск – город маленький, и совсем ни к чему, чтобы отец узнал, каким образом она зарабатывает.

Но Ветровск и в самом деле оказался городком маленьким! Как-то вечером Лиле проголосовала хорошенькая, молоденькая и очень нарядная женщина. Она была пьяна – еле на ногах держалась, и Лиля уже засомневалась, вспомнит ли красотка свой домашний адрес, – однако вслед за ней в машину сел мужчина… И Лиля с изумлением узнала Родиона!

Они очень давно не виделись. Ходили слухи, будто Камышев женился. Впрочем, Лиля была слишком занята своими делами, и эти слухи ее мало интересовали. А ведь они оказались правдивы!

Родион тоже был пьян, все норовил облапить и поцеловать свою спутницу, а та хихикала:

– Родиоша, я тоже хочу машинку! Смотри, вот женщина в годах, а водит сама! Я тоже хочу водить!

Лиля не выдержала и прыснула. В это время глаза Родиона встретились в зеркальце с глазами «женщины в годах» – и он вылетел из машины как ошпаренный, крикнув жене:

– Вышла из машины!

– Чего?! – испугалась та.

– Я тебе сказал – встала и вышла! – рявкнул Родион, и несчастная красотка вылезла на улицу с самым несчастным видом.

А он открыл переднюю дверцу и уставился на Лилю:

– Да… не ожидал!

– Грубо же ты разговариваешь со своей женой! – холодно сказала Лиля.

Родион вернулся в автомобиль и уселся рядом с ней:

– А я еще не начинал разговаривать грубо. Лиля, что это значит?! Твой Морозов тебя не может обеспечить, да? «Грачевать» заставляет по ночам?

Лиля передернулась:

– Я ни на что не жалуюсь. Выходи!

Но он продолжал сидеть с жалким, потерянным видом.

– Родион, я прошу тебя, выйди! – крикнула Лиля, и только тогда он, наконец, выбрался вон, со злостью хлопнув дверцей.

Эта встреча оставила у нее неприятный осадок. Вообще хуже ничего нельзя было придумать! Уж Родиону-то ничто не помешает приехать и все рассказать ее отцу и матери!

И он в самом деле приехал… однако Лиля сразу поняла, что бывший муж выдавать ее не намерен. Он ни словом не обмолвился об их достопамятной встрече, однако выложил на стол пачку денег.

Разумеется, Лиля брать их не собиралась. Тогда Таисия Александровна предложила очень дипломатичный выход: открыть на имя Аришки счет в сберкассе и положить деньги на него. Пригодятся на учебу, а то и на свадьбу!

Родион согласился. Лиля не стала спорить, она вообще поторопилась убраться с глаз долой: как бы Родион не завел разговор о той встрече!

Она не знала, что, едва за ней закрылась дверь, как Родион спросил:

– Таисия Александровна, я как-то не очень понял, а что Морозов-то?..

– Ох, Родя, расстались они с Лилечкой! – невесело сообщила та.

Родион вздохнул. Снял было обручальное кольцо, вроде бы в карман собрался спрятать, но потом снова насунул его на палец… Чай пить не стал – ушел, даже не повидавшись с Михаилом Ивановичем.

Кольцо-то снять можно, а что толку? Жена молодая – не колечко, ее с пальца не стряхнешь, в карман не спрячешь…

* * *

Накануне нового, 1991 года Михаил Иванович едва не пережил очередной сердечный приступ. Причем дважды.

Первым поводом к этому было выступление Горбачева по телевизору.

– Дорогие соотечественники! – вещал лидер перестройки. – В силу сложившейся ситуации с образованием Содружества Независимых Государств я прекращаю свою деятельность на посту президента СССР.

Михаил Иванович понуро склонил голову, чувствуя, как сжалось сердце. Не было сил слышать гнусный голос этого краснобая, этого предателя, этой твари, которая сбила народ с пути, разрушила страну, разорила, все вверх дном перевернула – а теперь пятится в кусты!

Перестройка! Плюрализм мнений! Человеческий фактор! Демократия! Да будь оно все проклято! Какую страну, какую великую державу погубил!

Меченый, проклятый Меченый… Вот уж воистину – Антихрист, правильно про него бабки говорили. Опутал людей, одурманил своим поганым словоблудием – и привел их к пропасти.

Михаил Иванович чувствовал, как мучительно теснит сердце, но лекарство не достал. Выпил водки. И еще, и еще…

Врач говорил, что пить нельзя. Умереть можно. Да и ладно. Как теперь жить?!

Вошла Лиля. Говоров схватил ее за руку:

– Ты послушай, ты только послушай, что он говорит! Все, чем я жил, дышал, во что верил, чему поклонялся, – оболгано, оплевано, опоганено… Все рухнуло! Я вон почти бутылку горькой выпил – не берет!

У нее были какие-то странные глаза. Словно не слышала, о чем он говорит…

– Папа, – сказала осторожно. – Ты только не волнуйся, ладно?

– Да я, дочуня, спокоен, как Ленин в мавзолее, – уныло пошутил Михаил Иванович.

Налил остатки водки в стакан: