Та любовь, которой он уже обладал к ней, внезапно вспыхнула в яростном пламени ревнивой страсти, и, возвращаясь в дом священника, он несколько раз повторил эту клятву и сразу же, не теряя ни часа, начал искать какие-нибудь средства для ее выполнения.

Он не был дураком, этот Джаспер Адельстоун, несмотря на все его тщеславие, и он знал, какие огромные шансы против него, если лорд Лейчестер действительно что-то хотел от Стеллы. Он знал, какими ужасными преимуществами обладал Лейчестер – все козыри были в его руках. Он был красив, знаменит, знатен, богат. Поклонник, о котором даже самая знатная дама в стране дважды подумает, прежде чем отказаться.

Он также почти догадывался, что Стелла уже любила Лейчестера. Он видел ее лицо, обращенное к молодому лорду, слышал ее голос, когда она говорила с ним.

Он стиснул зубы от ярости, когда подумал о разнице между ее манерой разговаривать с ним и с Лейчестером.

– Но она заговорит со мной, посмотрит на меня так, прежде чем игра закончится, – поклялся он себе. – Я могу позволить себе ждать своей возможности; она придет, и я буду знать, как ее использовать. Будь он проклят! Да, теперь я полон решимости. Я заберу его у нее.

Это было смелое, дерзкое решение, но ведь Джаспер был и дерзок, и смел самым опасным образом, в холодной, расчетливой манере хитрого, бессовестного человека.

Он был умен, несомненно умен. Он был очень успешен и добился этого успеха своими собственными усилиями без посторонней помощи. Несмотря на свой юный возраст, о нем уже начали говорить. Когда у людей возникали какие-либо серьезные трудности в его отрасли права, они шли к нему, уверенные, что найдут его хладнокровным, готовым и способным.

В его покоях в гостинице был небольшой музей секретов, секретов о людях высокого ранга и положения, которые, как предполагалось, были совершенно свободны от таких неудобных вещей, как скелеты в шкафах.

Люди приходили к нему, когда у них были какие-либо социальные проблемы, когда они были должны больше денег, чем могли заплатить; когда они хотели развестись или хотели замять какую-то тайну, раскрытие которой грозило позором, и Джаспер Адельстоун всегда был готов дать дельный совет, а еще лучше – придумать какой-нибудь тонкий план.

Да, он был успешным человеком и терпел неудачи так редко, почти никогда, что чувствовал, что тоже может быть уверен в этом вопросе.

– Я всегда делал хорошо для других, – подумал он. – Теперь я возьмусь за это трудное дело для себя.

Он вернулся домой в дом священника и задумался, вспоминая все, что знал о старом Этеридже. Информации было очень мало, и священник не мог сказать ему больше, чем он уже знал.

Джеймс Этеридж вел жизнь затворника, похоже, у него не было ни друзей, ни родственников, кроме Стеллы; о его прежней жизни ничего не было известно. Он спустился в тихую долину несколько лет назад и сразу же стал вести тот образ жизни, который был осязаем для всех.

– Он когда-нибудь был женат? – спросил Джаспер.

Священник думал, что нет.

– Я не знаю, – сказал он. – Он определенно не был женат здесь, в долине. Я не думаю, что о нем что-то известно.

Джасперу пришлось довольствоваться этим. Весь следующий день, после встречи со Стеллой и Лейчестером, он бродил по лугам в надежде увидеть ее, но потерпел неудачу. Он знал, что должен быть в Лондоне, но не мог уехать.

Его рука немного затекла, и, хотя больше с ней ничего не случилось, он перевязал ее и повесил на перевязь, объяснив священнику, что упал с лошади.

Потом он услышал о вечеринке в Зале и, скрипя зубами от зависти и злобы, прокрался в переулок и посмотрел, как Стелла тронулась с места.

В его глазах она выглядела вдвойне красивей с тех пор, как он поклялся обладать ею, и он бродил по переулку и лугам, думая о ней и думая также о лорде Лейчестере весь тот вечер, ожидая ее возвращения, чтобы хоть раз взглянуть на нее.

Фортуна благоволила ему не только одним взглядом, потому что, пока он ждал, по дорожке прошел мальчик с почты, и Джаспер без особого труда убедил его отдать телеграмму на хранение.

Мне жаль говорить, что Джаспера очень сильно подмывало вскрыть эту телеграмму, и если он и устоял перед искушением, то не из-за каких-либо угрызений совести, а потому, что он думал, что вряд ли это будет стоить того.

– Это всего лишь какой-то заказ за картину, – сказал он себе. – Люди не общаются тайно с помощью телеграмм, кроме как используя шифр.

Поэтому он доставил конверт нераспечатанным, как мы знаем, но когда он услышал внезапное восклицание старика, он искренне пожалел, что не открыл его.

Расставшись со Стеллой у ворот, он пошел по дорожке, но только до тех пор, пока не скрылся из виду, а затем вернулся в тень живой изгороди и стал ждать.

Он мог заглянуть в студию и увидеть старика, сидящего в кресле, скорбно склонившегося, и изящную фигуру Стеллы, парящую вокруг него.

– В этой телеграмме было что-то стоящее того, чтобы знать, – пробормотал он. -Я был дураком, что не ознакомился с содержимым. Что он теперь будет делать?

Он обдумывал вопрос, все еще наблюдая. Движения старика были отчетливо видны сквозь освещенные окна (Стелла слишком поспешно и неумело задернула муслиновую занавеску) и они дали ответ.

– Он едет в город, – пробормотал он.

Он знал, что есть ранний рыночный поезд, и был уверен, что старик поедет на нем.

Поспешно взглянув на часы, он решительно нахлобучил шляпу на голову, вынул руку из перевязи и побежал к дому священника. Войдя через боковую дверь, он прошел в свою комнату, взял сумку с какими-то бумагами, захватил пальто и зонтик и, оставив записку на столе о том, что ему внезапно необходимо ехать в город, направился на станцию.

Поскольку он не хотел, чтобы его видели, он держался в тени и ждал, и через несколько минут был вознагражден появлением мистера Этериджа.

На станции не было никого, кроме них, и Джасперу не составило труда держаться подальше от старика. Сонный смотритель расхаживал взад и вперед, зевая и размахивая фонарем, и Джаспер решил, что не станет беспокоить его, беря билет.

Поезд подошел, мистер Этеридж сел в вагон первого класса, и Джаспер, дождавшись последнего момента, прыгнул в один из них в дальнем конце поезда.

– Не беспокойтесь о билете, – сказал он смотрителю, – я заплачу на другом конце.

Поезд шел экспрессом из Уиндварда, и Джаспер,