Объект Б. тоже влачил обыкновенное для его возраста и положения существование. Днем работал в придорожном бистро, вечерами просиживал дома в одиночестве, надираясь в стельку. Пару раз его навестили сотрудники местного отделения милиции – «на всякий пожарный». Приезжал его психиатр, видимо пытался образумить, но ничего из того не вышло: объект распускал сопли и, в прямом смысле, рыдал в жилетку старика…

Александра почувствовала себя такой усталой, что, вернувшись домой, потребовала ужин в постель.

– Видишь, – сказала она белокурой бестии в рамочке, ощутив прилив непонятной злости при виде ее горделивой улыбки. – Он все-таки сломался, хоть и не так, как мы ожидали. Постепенно превратится в слюнявого алкаша, полнейшее ничтожество, разделит участь своего папаши…

«– И твоя безупречная репутация осталась незапятнанной. Ты довольна, сестренка? Почему я не вижу радости на твоем личике?»

Александра открыла рот, чтобы послать старшую сестру обратно, ко всем чертям, но в комнату, робко постучавшись, вошла горничная, держа в руках большой желтый конверт. Александра отхлебнула апельсиновый сок и грозно спросила, что это за идиотская корреспонденция и откуда. Бестолковая девица пробормотала нечто нечленораздельное, мол, кто-то оставил на охране и велел передать лично в руки Литичевской…

– Ладно, ступай, – раздраженно сказала Александра, еще раз подумав, что в России невозможно найти даже нормальную прислугу.

Возможно, она размышляла об этом оттого, что медлила вскрывать странное послание, девятым чувством ощущая исходившие от него тревожные токи. Ей не нравился этот анонимный конверт, не нравилась таинственность, с которой было обставлено его вручение. Если бы она не была Александрой Литичевской, если бы желтый пакет доставили кому-нибудь другому, она с уверенностью «девяноста пяти из ста» предположила бы, что внутри содержится то, чего так боятся, но от чего не застрахован ни один из сильных и богатых мира сего… Компромат.

«Не может быть…»

Забыв о существовании специального ножичка, она раздирала длинными ногтями плотную бумагу, а та, не желая поддаваться, крошилась, осыпая персидский ковер крупной желтой перхотью. Из рваной раны конверта на судорожно вздрагивающие колени Александры выпало несколько цветных фотографий. Формата «десять на пятнадцать».

Александра осторожно взяла одну за уголки, поднесла поближе у глазам, почувствовав вдруг, что стала хуже видеть… Лицо элегантно-надменной дамы, с достоинством восседавшей средь шелковых подушек на огромной кровати, посерело, исказившись гримасой крайнего ужаса и отчаяния. Пальцы беспощадно ломали бумажный глянец в колючий бесформенный ком. Александра встала, покачнулась, осела на пол и громко, по-бабьи завыв, несколько раз методично ударилась лбом о дубовую боковину, а, когда отняла заломленные руки от головы, то в горстях остались клочья крашеных волос.

– Почему? – шептала она, раскачиваясь из стороны в сторону тихо и страшно, превратившись в лохматую старуху с бессмысленным взглядом. – Почему она и он… За что?

Внезапно ее осенило: это же блеф! Бессовестная наглая мистификация! Вранье! Ее дочь, ее единственная маленькая девочка, такая чистая и невинная, никогда не стала бы делать этого с… Господи… Конечно, это монтаж, как она сразу не догадалась! И какая-то сволочь хочет сделать на этой грязи деньги! Александра доберется до поганого извращенца и сотрет в порошок вместе с вонючей камерой. Но сначала она позвонит дочери, убедится в полной бессмысленности собственных страхов…

Дочь долго не подходила. Лишь после десятого гудка Александра услыхала негромкое печальное: «Алло». После прямого вопроса матери в трубке воцарилась напряженное молчание.

– Ответь мне! – заорала Александра, оглохнув от зловещей тишины. – Ты спала с ним?!

– Откуда ты узнала? – тихо спросила дочь. – За мной шпионят?

Дымящийся небесный метеорит обрушился на задрапированный французским шелком потолок, прорвал его насквозь, впиваясь раскаленным осколком в живую грудь Александры.

– Дрянь! – царапая лицо, кричала она в холодный дырчатый кусок пластмассы. – Шлюха! Потаскушка дешевая! Лучше б ты сдохла!

Дочь повесила трубку, снова оставив мать наедине с бессильной тоской, болью отчаяния, леденящим ужасом.

«Что скажет Роман? О, Боже… Где ты была, Александра, в то время, как дочь твоя…»

И в тот момент раздался телефонный звонок. Хамский мужской голос осведомился, получила ли она фотографии.

– Это монтаж, – не узнавая собственного голоса, промямлила Александра.

– Я могу предоставить пленки на экспертизу. Уверен: ими заинтересуются многие…

– Что вы хотите?

– Вот это деловой разговор, – удовлетворенно хмыкнул собеседник. – Пятьсот тысяч – цена вполне справедливая. Пятьсот тысяч долларов, мадам.

– Сколько?! Вы в своем уме?! – на миг позабыв об остальном, рявкнула Александра.

– Я – да. – Игриво сообщил шантажист. – В отличие от нового друга вашей юной дочери. Они – прекрасная пара. Хотите чтобы эти снимки появились в интернете? И каждый желающий смог насладиться прелестями принцессы Марианны? А может, мне лучше обратиться к вашему глубокоуважаемому супругу?

– Нет! – Выпалила Александра. – Постойте… Но это очень большая сумма, банк мне сразу ее не выдаст…

– Ну что ж, я могу проявить великодушие и подождать один день. Но предупреждаю: не вздумайте играть не по правилам, мадам. У меня есть еще и сногсшибательное видео. Нечто среднее между крутой эротикой и мягким порно… Сказать, кто в главной роли?

– Заткнись! – зашипела Александра, топча останки лиц и тел на глянцевой бумаге. – Я достану эти деньги. Но встречное предупреждение: если после хоть что-нибудь просочиться в прессу – клянусь, Роман тебя уничтожит.

– Я же не идиот, мадам, – почтительно произнес шантажист. – К тому же я всегда играю по правилам. Готовьте денежки и ни о чем не беспокойтесь. Привет дочке. Она у вас миленькая…

– Сволочь! Скотина! – крикнула Александра, но связь уже прервалась.

– Господи, за что? За что?! – Она снова принялась рвать не себе пепельные пряди, не чувствуя боли, но появившаяся в большом трюмо старшая сестра приказала успокоиться и задуматься о том, что деньги ничего не изменят. Потому что останется он – грязный шантажист, свидетель позора ее дочери и всей семьи. И где-нибудь в теплой компании за «рюмкой чая» станет рассказывать о том, как он «сделал» саму Литичевскую, обильно смакуя подробности…

– Но что же делать? – жалобно спросила Шура, беспомощно шаря по сторонам ищущим взглядом.

«Сверхплоский» участливо, как старый член семьи, видимо желая показать, что случается нечто и похуже в этом жестоком мире, выдал картинку: старик распростертый на куче красно-белых бумаг…

«– Главврач областной психиатрической клиники Риттер… застрелен в собственной квартире… Следствие склоняется к версии ограбления…»