— Потом верну, — отмахнулся от него я и вернулся к арестанту.

Тот был средних лет, сутулый, с гнилыми зубами и явно неоднократно ломанным носом. Худой до торчащих из-под кожи ребер. Сама кожа желтоватая, под глазами — темные синяки. На руках и груди блеклые, будто полусведенные, наколки: пронзающая сердце пика, череп, кандалы. Так, а вот это уже интересней! Сломанная кирка! Отсидел, значит, и вышел? И не где-нибудь, а в «Ржавой кирке» срок мотал…

— На чем его прихватили? — обернулся я к бородатому хлыщу с лицом недовольного жизнью приказчика, который, без сомнения, был тут за главного.

— Тебя это не касается, — фыркнул бородатый. Принимает меня за простого костолома? Распространенное заблуждение.

— Вот что, козлик, — тяжело вздохнул я, не обратив внимания на невольно вырвавшийся у писаря смешок, — если тебе задают вопрос, будь добр на него ответить. Потому как в противном случае будешь общаться с этим жуликом сам.

— Да ты!..

— Рот закрой. — Выслушивать оскорбления желания у меня не было ни малейшего. — Предупреждаю последний раз: начнешь придуриваться, сам его потрошить будешь. Все ясно?

— Полегче, — еще сильней сморщил и без того кислую физиономию хлыщ.

— Без проблем, — пожал плечами я. — Так на чем его прихватили?

За последние пару лет кого только я не навидался — и запойных забулдыг, и душевнобольных, и откровенных симулянтов. А вот одержимых бесами только двоих всего и привозили. Нет, вообще бесноватые в лапы надзорной коллегии частенько попадались, да только они, как однажды сумничал заскочивший на огонек Джек Пратт, были жертвами повышенной чувствительности к потусторонней скверне, и не более того. Наглядные подтверждения ошибочности пресловутой догмы о младших бесах. Не мой профиль, мне куда сподручней с нормальными бесами управляться.

Так вот: осоловело уставившийся перед собой жулик вовсе не заслуживал столь пристального внимания со стороны королевской надзорной коллегии. Обычный ворюга с городского дна. Не мальчик на побегушках, но и на серьезного человека не похож. И что самое главное, потустороннего присутствия в нем не ощущалось вовсе.

— Спрыгнул на мостовую с четвертого этажа, бросился бежать и угодил под карету. Пока валялся без сознания, подоспели стражники, скрутили и уволокли в участок. Очнувшись, попытался сбежать из камеры, но его на всякий случай в кандалы заковали, а там и мы подоспели. Да, цепь ручных кандалов он таки порвал.

— Интересно. — Я присмотрелся к кровоподтеку на левой скуле задержанного. Это ему копытом прилетело? Нормального человека такой удар и в могилу загнать мог. А еще прыжок с крыши и порванные кандалы. — Когда это случилось?

— Вчера.

Ага, а кровоподтек почти сошел. И о чем это говорит? Да, по большому счету, только о том, что следует присмотреться к ворюге повнимательней.

— Успокоили как?

— У нас свои методы, — не стал откровенничать хлыщ.

— Полынную настойку давали?

— По самую маковку залили, — просветил меня тюремный лекарь.

— Ну и какую историю собирается нам поведать господин жулик? — подошел я к кругу, в который были вписаны пентакли, но заступать за него не стал. — С крыши-то зачем прыгал?

— Не помню, — тяжело ворочая языком, ответил изрядно захмелевший арестант. Да уж, полынная настойка — штука убойная.

— А что так?

— Пьяный был…

— Понятно. А звать тебя?..

— Леон. Леон Алвис.

— Есть на него что-нибудь? — уточнил я у представителя надзорной коллегии.

— Леон Алвис, сын портового разнорабочего и прачки. Тридцать пять лет. Неоднократно привлекался за мелкие правонарушения. В основном воровство. Обычно после возвращения с исправительных работ на некоторое время пропадал из поля зрения Стражи, но потом опять брался за старое.

— Вот оно как, — поцокал языком я, чувствуя, как поддетая под кожаный плащ рубаха начинает пропитываться потом. — А постояльцем «Ржавой кирки» ему бывать не доводилось, случаем?

— Нет.

— Точно?

— Пустышка. Мы проверяли и досье, и записи каторги.

— Понятно. — Я отвернулся к арестанту и прищурился. — А скажи мне, Леон, как же так получилось: на каторге ты срок не мотал, а «сломанной киркой» обзавелся?

— Чего? — непонимающе вылупился на меня Алвис.

— Татуировка, говорю, откуда у тебя эта взялась? Вон та, на предплечье — кирка сломанная?

— Наколол.

— Зачем?

— А что, нельзя?

— Нельзя, друг мой, нельзя. — Я покачал головой, внимательно прислушиваясь к собственным ощущениям. Ворохнулось в глубине души что-то? Или показалось? Скорее показалось — Леон как сидел, так и сидит, не поморщился даже. — Видишь ли, если судить по этой наколке, ты не только отмотал срок в «Ржавой кирке», но и зарекомендовал себя определенным образом. Что называется: «отсидел и вышел». Как же такое получилось? На каторгу-то тебя покуда не отправляли…

— А кто об этом знает? — вскинулся Алвис. — Если ты никто и звать тебя никак, правильные люди с тобой даже разговаривать не станут! А чем я хуже? Набил, и все!

— Понятно, — в очередной раз кивнул я. Присутствия беса ощутить так и не получалось. Но ведь были и прыжок с крыши, и порванные кандалы. Что же это, выходит, живоглоты из надзорной коллегии, сами того не ведая, умудрились обряд экзорцизма провести?

— Только понимаешь, Леон, за эту проделку с тебя те самые правильные люди давно бы уже шкуру живьем содрали. Такие уж у тех людей понятия изуверские. А кирка у тебя, сразу видно, — давнишняя. Не сегодня и не вчера набитая.

— А кто-то мог выявить обман? — заинтересовался хлыщ с коллегии.

— Несомненно, — криво усмехнулся я. Столько считавших себя самыми умными юнцов на этом деле погорело — и не сосчитать. — А значит, друг мой, либо ты старался от тех самых серьезных людей держаться подальше, либо не тот, за кого себя выдаешь. И второй вариант кажется мне более вероятным.

Начав проговаривать про себя монотонный речитатив проясняющей сознание мантры, я переступил через начерченный на полу охранный круг и, ухватив задержанного за волосы, уставился ему в лицо. Поймал взгляд светло-голубых глаз, попытался подавить волю… И тут из заклубившейся на самом дне его души тьмы вырвался бес. Подобно учуявшей запах крови акуле потусторонняя тварь стремительно метнулась мне навстречу, обожгла холодом и отшвырнула прочь.

Со всего маху врезавшись спиной в стену подвала, я рухнул на пол и несколько мгновений глотал открытым ртом воздух. Хоть мантра, почерпнутая в вызубренном за время отсидки почти наизусть пухлом томике «Пути мыслителя», и помешала бесу завладеть моим сознанием, но от удара о камни пошла кругом голова. Ко всему прочему потусторонняя тварь больше не считала нужным скрывать свое присутствие, и не отличавшийся богатырским сложением Леон Алвис начал довольно успешно избавляться от пут. Один из удерживавших его руки кожаных ремней уже лопнул, остальные доживали последние мгновения, и надежда оставалась лишь на ножные кандалы.