— Я тоже счастлив увидеться, сэр Эдвард. Спасибо вам.

— Ступай отдыхать, парень, — добродушно отозвался тот.

Хук кивнул, перехватил алебарду поудобнее и, попрощавшись с Давиддом-ап-Трехерном, стал протискиваться к выходу мимо людей сэра Эдварда. Кто-то подставил ему подножку. Хук разглядел длинный подбородок и запавшие глаза — и в полутьме ему на миг привиделся сэр Мартин, однако тут же стало ясно, что перед ним старший отпрыск священника, Том Перрил. Тут же у стены стоял и его братец, склонившись под низким сводом. Хук прошел мимо, зная, что в присутствии сэра Эдварда его тронуть не посмеют.

Устало бредя по туннелю навстречу дневному свету, уже переходящему в сумерки, Хук думал о Мелисанде, о приготовленном ею горячем ужине, о вечерних песнях у костра, как вдруг мир вокруг него рухнул.

Громовой гул, начавшийся за спиной, мгновенно перешел в грохот. И тут же раздался треск, словно лопнула сама земля. Темные клубы пыли, летящие из глубины туннеля к выходу, бурным облаком заполнили весь проход, человеческие фигуры во тьме казались грозными призраками. Откуда-то долетели крики и звяканье стали о доспехи — и вопль. Первый вопль.

Французы прорвались в туннель.

Хук ринулся было назад, где слышались звуки сражения, однако вспомнил о бочках — может, еще удастся перегородить выход? — и на мгновение замер. Из тьмы донесся вопль, скорее похожий на дикий визг кастрируемого животного, раздался грохот — и с потолка повалились вниз люди. Прежде чем Хука накрыло облаком пыли, он успел заметить рванувшегося к нему латника в покрытых мелом и землей доспехах, с двуручным мечом наготове и с опущенным забралом. Среди пыльного полумрака латник казался гигантским призраком, вышедшим из глубин ада, из кромешных недр ночных кошмаров. Оцепеневший Хук опомнился лишь тогда, когда латник с криком бросился на него, целя мечом в живот.

Хук, увернувшись, успел ударить алебардой в защищенное сталью лицо. Копейный наконечник лишь скользнул по свинорылому забралу, зато верхний конец тяжелого молота продавил металл и вдвинулся внутрь шлема. Из-под забрала хлынула кровь, гигант пошатнулся. Хук, припомнив уроки сэра Джона, подскочил к латнику вплотную, чтобы не дать места для размаха мечом, и ударил его алебардой как дубиной. Латник упал, и Хук, которому низкий свод не позволял замахнуться, изо всех сил ударил клинком алебарды в правый локоть врага и следующим ударом вонзил наконечник в щель между шлемом и панцирем — в шею, прикрытую кольчужным капюшоном. Стальное острие, легко пройдя сквозь кольчужные звенья, вонзилось французу в горло, и латник, уже не казавшийся гигантом, осел на пол туннеля, заливая белый меловой пол черной кровью.

Проход полнился людьми, отовсюду неслись звуки боя. Выдернув алебарду из-под доспехов умирающего француза, Хук острым наконечником ударил следующего врага. Клинок, взрезав налатник с незнакомым гербом, скользнул по кирасе. Обратив к Хуку острое выступающее забрало, француз размахнулся мечом, но задел деревянную подпорку, поддерживающую свод, и Хук, пользуясь мгновением, метнулся вперед, крюком алебарды зацепил врага за щиколотку и что есть силы дернул на себя. Француз упал. Из прохода возник рабочий-валлиец. Он едва стоял на ногах, из распоротого брюха вываливались кишки. Хук плечом отодвинул его в сторону и наконечником ударил лежащего француза так, чтобы угодить под кирасу и вспороть узким клинком живот и грудь. Очередной клубок сражающихся отбросил лучника назад: люди лорда Слейтона теснили французов, то и дело оскальзываясь в липкой жиже и спотыкаясь о тела убитых и умирающих. Двое французских латников прижали Хука к стене, и ему вновь пришлось орудовать алебардой как дубиной. Потом его врагов оттеснили в сторону рабочие и стрелки, бегущие к выходу.

— Задержать французов! — донесся из туннеля голос сэра Эдварда.

Бочки!.. Не дожидаясь, пока на него снова нападут, Хук помчался наружу, к выстроенному у входа укрытию, как вдруг на подъеме кто-то подставил ему подножку, и он с размаху рухнул на меловой пол. Отпрянув в сторону, он попробовал было встать, но тут его ударили сапогом в живот. Хук, перевернувшись, увидел над собой Тома и Роберта Перрилов.

— Быстрее! — заорал на брата Том.

Роберт перехватил меч острием вниз и нацелил его в горло Нику.

— А твоя баба достанется мне! — бросил Хуку Том Перрил сквозь крики и вопли, отдающиеся эхом от стен туннеля. Со стороны выхода неслись звуки сражения: напавшие бились с захваченными врасплох защитниками подкопа.

Меч Тома Перрила пошел вниз — и Хук, перекатившись, резко бросился под ноги братьям. Роберт отлетел к дальней стене, а Томас Перрил просто сбежал, увидев поднимающегося Хука, все еще сжимающего в руке алебарду.

— Трус! — крикнул ему вслед Хук и обернулся взглянуть на Роберта, который беспорядочно молотил мечом по полу и вопил не переставая. Хук вдруг понял почему: вокруг них содрогалась земля. Вопль Перрила смешивался с другим воплем — тонким, как стальное лезвие, звучащим в мозгу Ника.

— На пол! — велел святой Криспиниан.

Земля ощутимо тряслась, тонкий вопль почти терялся в громовых раскатах, звучащих на этот раз не с неба, а из земных недр. И Хук послушно вжался в пол рядом с Перрилом в тот самый миг, когда рухнул свод туннеля.

И потянулась вечность — лишь лопались от напора бревна, давил на уши гул и рокот, валились сверху пласты земли…

Хук закрыл глаза. В мозгу вновь зазвучал тонкий вопль — его собственный вопль, порожденный ужасом и смертным страхом. Легкие забивала пыль. В Судный день, как говорили Хуку в детстве, земля отпустит мертвых, и они восстанут из могил во плоти, обратившись лицом на восток, к сияющему граду Иерусалиму. Восточный край неба заблещет ярче солнца, и воскресшие исполнятся великого ужаса, ослепленные светом новых небес. Священники же, которых хоронят ногами на запад, поднимутся из могил лицом к испуганной пастве и обратятся к народу со словами увещевания и утешения. И теперь, когда Хук оказался засыпан землей почти как в могиле, он не мог отделаться от мысли о сэре Мартине. Неужели эта хмурая перекошенная физиономия будет маячить перед ним даже в последний час, когда небеса исполнятся трубным гласом и Господь явится во всей славе, дабы принять Свой народ…

Рухнула потолочная балка, посыпалась земля. Гул все не смолкал, вопль в мозгу Ника утих до слабого стона.

И настала тишина.

Внезапное, беспросветное, совершенное безмолвие.

Ник перевел дух.

— Боже, — простонал Роберт Перрил.

На спину Хуку давило что-то тяжелое и неподвижное, хотя и не грозящее немедленно его расплющить. Вокруг стоял непроницаемый мрак.

— Боже, помоги, — повторил Перрил.

Земля вновь содрогнулась, послышался глухой удар. По звуку Хук угадал пушечный выстрел и затем расслышал голоса где-то вдалеке. Рот оказался забит песком, пришлось сплюнуть.

Выпустив из руки безнадежно застрявшую под завалом алебарду, Хук ощупал узкое пространство вокруг себя, попутно наткнувшись ладонью на голову Перрила.