Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В «Сказании о Мамаевом побоище» есть любопытная характеристика Батыя: «…Безбожный Мамай стал похваляться и, позавидовав второму Юлиану Отступнику, царю Батыю, начал расспрашивать старых татар, как царь Батый покорил Русскую землю…» Почему Батый назван «вторым Юлианом Отступником»? Здесь следует вспомнить слова Вассафа: «Хотя он (Батый) был веры христианской, а христианство это противно здравому смыслу…»
Вопреки устоявшемуся мнению, новости в Древнем мире распространялись не так уж и медленно. Общий расклад геополитических сил, безусловно, был известен князю Александру, что не отменяет его гениальной прозорливости по поводу абсолютной утопичности упования на помощь католических стран. Этой помощи не дождались и монголы. Нечего и говорить, что такая помощь никогда бы не была оказана истерзанной теми же монголами Руси. Оставалось ждать неминуемого распада самой империи Чингисхана. Симптомы грядущего неминуемого упадка Орды стали проявляться уже при жизни Невского героя.
Но только Александр и его ближайшее окружение в той политической ситуации смогли рассмотреть в будущем совершенно иной расклад сил в Восточной Европе. И благодаря его дальнозоркости русский народ из глубокой пропасти XIII века стал восходить от силы к силе.
«Великая русская нация смогла пройти этот путь, выстоять и, поднявшись с колен, утвердиться на своих исторических землях. Этот опыт побед и поражений, помноженный на выстраданную идею, сделал русскую нацию ярчайшим явлением мировой истории». И в этом заслуга Александра Ярославича!
Но заслуга Алексанра не только в правильном геополитическом выборе союзников. Он в кратчайший срок свершил, казалось, невозможное. Князь восстановил пошатнувшийся после гибели городов в огне нашествия авторитет княжеского дома Рюрика и сознательно заложил основы Русского самодержавного царства. Целенаправленными политическими действиями он предотвратил распад зарождавшегося единого великорусского национально-государственного пространства на две составные его части: Владимирскую Русь и Новгородскую республику, став, по сути, отцом великорусской народности и создателем основ Московского царства.
В лице Александра Невского история дала нам пример уникального политического лидера, вождя народа, сочетавшего в себе столько добродетелей, что современному человеку это даже трудно представить, и он склонен скорее не доверять источникам, чем признать очевидный факт вырождения политического Олимпа в России и мире. Отсюда и непонимание политического величия Невского, которое ведет и к непониманию сути его ордынской политики.
Сейчас очень модно рассуждать в наукообразном стиле о различных политических и геополитических проектах современности и древних времен. Дань этой моде отдается и тогда, когда ученые и не очень ученые мужи начинают обращать свой пытливый взор на отечественную старину. В качестве примера приведем следующий случай. В 1990 г. на международной научной конференции, посвященной Александру Невскому, бывший мэр Санкт-Петербурга в приветственном выступлении уверял, что у Александра Невского была «балтийская геополитическая идея», суть которой, по мнению мэра, состояла в «присутствии русских в балтийских делах». Из этого же выступления узнаем и о «веротерпимости» Невского.
Получается не князь, а прямо образцовый градоначальник конца XX столетия, глядящий жадно и с тоской на Запад из своего питерского кабинета, снедаемый чувством собственной неполноценности и мечтающий об интеграционных проектах в рамках Балтийского региона, которые позволят ему время от времени сидеть за одним столом с европейскими чиновниками и чувствовать себя где-то тоже человеком. Этот нереальный проект, который приписывался князю Александру, был озвучен далеко не рядовым российским бюрократом, страстно мечтавшим получить для себя и для города какой-нибудь особый статус какого-нибудь «европриемыша», который будет выделять его из состава рядовых российских территорий, бюрократом, гордившимся своим незамысловатым набором убогих либеральных штампов, которые в его глазах и глазах его учеников вырастали до размеров истинного европейского интеллектуализма.
Этот прием познания нашего прошлого «с позиций сегодняшнего дня» вообще характерен для современности и отражает определенную тенденцию разложения национального сознания, да и вообще здравого смысла у большой части советской и постсоветской интеллигенции.
Трудно представить себе древнерусского князя, чья держава подвергнута жесточайшему нашествию азиатских варваров, у которого города лежат в развалинах, население перебито или угнано, вера отцов поругана, ближайшие родственники убиты в битве с татарами, князя, который напрягает последние силы своей земли, чтобы отразить экспансию Немецкого ордена и шведов, наказать поднявшуюся из болот литву, привести в послушание данников из финно-угорских народов, начавших в этой сложной для Руси международной ситуации играть на ее противоречиях с сильными соседями с Запада и при первой же возможности готовых признать над собой новых хозяев, представить этого князя озабоченным единственной проблемой — балтийским проектом политического присутствия в понятиях современной политики. Более того, уместно заметить, в связи с либеральными суевериями современности, выдаваемыми часто за научное знание, что такое присутствие на Балтике никогда в нашей истории не рассматривалось русскими как подарок просвещенного Запада, который надо заслужить общей капитуляцией на всех фронтах противостояния западным соседям, как это имело место быть в недалеком прошлом в отечественной международной политике. Балтика была и оставалась для Руси сферой ее законных экономических и политических интересов, которые она успешно отстаивала от западного посягательства, вплоть до нашествия монголов, которое подорвало военные силы Руси в этой борьбе. Никакого проекта интеграции с Западом, в рамках Балтийской экономической зоны или в ином месте, у Александра не было, что доказывает его встреча с папскими послами, закончившаяся для последних безрезультатно. А говорить о веротерпимости человека, запечатлевшего всей своей жизнью подвиг верности вере отцов, можно только в качестве безумного глумления над национальным святым. Вероятно, эта попытка питерского чиновника должна рассматриваться как некий примиренческий шаг либерального лагеря перед лицом очевидной любви русского народа к своему святому князю. Шаг этот сколь примиренческий, столь и лукавый.
Русские люди в далеком XIII веке жили ожиданием свержения ненавистного ига монголов, ожиданием перемен к лучшему, верой в возрождение поруганной Отчизны. Симпатии и искренняя любовь народа к Александру Невскому были вызваны именно тем, что воплощение своих чаяний народ видел в его, Невского, жизни и борьбе, в его политике, внутренней и внешней, в нем самом!
Александр Невский оправдал их надежды. Он победоносно сражался с врагом с 1234 по 1256 год на Западе. Он отводил, сколь это было возможно, угрозу с Востока. Он отговорил ханов отбирать русских людей для участия в войнах Орды в чужих землях. У князя действительно был план, не мог не быть, постепенного накапливания русских сил. Он строил города в Новгородчине, размещал там ремесленников. Один из построенных князем городов стоит и поныне. Мы говорили об этом выше. Это Порхов на Шелони. Князь организовывал боеспособные силы, которые с ним громили всех врагов Руси на Западе. В городских цехах готовилось оружие. Русь оживала и верила в святость своего вождя, которая была не абстрактным чаянием истерзанного народа, а конкретно воплощаемой в его жизненном подвиге очевидностью для всех и каждого.