Кинг вышел на улицу. Он уже все решил. Предательств больше не будет — да и что они ему могут сделать? В худшем случае — шесть месяцев тюрьмы. Пришло время разомкнуть эту спираль безумия и вырваться из нее. Конверт с журналом он сунул в первую же попавшуюся урну. Впервые за две недели он почувствовал себя счастливым.

Вернувшись на работу, он зашел к Джоанне. Она была одна, что-то печатала. Он склонился к ее уху и шепотом спросил, не зайдет ли она вечерком к нему. Она молча кивнула; ее пальцы не переставали стучать по клавишам пишущей машинки.

Кинг не будет работать на них. Это он решил твердо. Мэйс может катиться ко всем чертям. Кстати, может, именно так они угрожали Дженни? Может быть, на нее надавили, чтобы она обыскала бумаги Чарльза? Но опять же — зачем? Кое-что оставалось неясным; чего-то Чарльз все еще не понимал — но, может быть, понял Роберт. Теперь у него была вся необходимая информация.

Вечером к нему пришла Джоанна. Снова секс на ковре — там же, где два дня назад, в первый раз. А точнее — две ночи назад. Так серьезно, по-деловому — совсем не как с Дженни. Когда все закончилось, Джоанна встала и бодро направилась в ванную. Обнаженная, она двигалась так же надменно, как и одетая. Она вернулась с рулоном туалетной бумаги и протянула его Кингу, который все еще лежал на полу, вымотанный до предела.

Как правило, Кинг не стремился изливать душу женщинам после секса; он всегда считал, что, если ты переспал с женщиной, это еще не причина для того, чтобы открыть ей душу. Но сейчас ему очень хотелось поделиться своей победой. Он так гордился собой: тем, как он выстоял против Мэйса — даже послал инспектора к черту.

Джоанна вытирала промежность туалетной бумагой — точно так же она протирает пишущую машинку. Он лежал на ковре, а над ним возвышалась ее фигура — ее прекрасная фигура. Ее лицо не назовешь привлекательным — уж слишком оно надменное и заносчивое. Но зато тело… Пожалуй, Кингу еще не встречались женщины с такой совершенной фигурой — безукоризненные пропорции и крепкая, поджарая мускулатура борзой.

Кинг хотел рассказать ей все. И о Роберте, и о Мэйсе. Даже о Дженни. Но он ничего не сказал. Джоанна прошлась по комнате, манерно потягиваясь, как балерина. Великолепное тело. Она подавила зевок. Подошла и села рядом; широко развела его ноги.

Он думал о Дженни. О том, как он с ней обошелся. Какую боль причинил.

Джоанна устроилась поудобнее и начала забавляться с его гениталиями — перекатывала мягкий член из стороны в сторону, приподнимала и пожимала у основания, крутила, словно игрушку.

— У меня был один мужчина, он мог кончить два раза подряд. Типа многократный оргазм. У тебя когда-нибудь было такое?

Он ответил, что нет, и она сказала — наверное, ей не надо сейчас говорить о других мужчинах. Он сказал, что ему все равно, чем лишь подтолкнул ее на дальнейшие откровения.

— А еще у меня был один, каждое утро меня заставлял у него отсасывать. Архитектор. Просто тыкал меня головой туда, прижимал и держал.

— А чего ты его не бросила?

Она пожала плечами:

— Тогда он меня устраивал.

Чарльз вспоминал Дженни, ее крохотную квартирку. Вазочка с цветами; фотографии родных на стенах. Письма в ящике комода. Он любил ее незамысловатую простоту — и ее слабость. Но именно из-за этой своей слабости она его и предала; он по-прежнему не понимал, почему и зачем — может быть, Роберт теперь что-то знает. Но одно было ясно: все получилось так жутко неправильно именно из-за того, что ему больше всего в ней нравилось.

Джоанна все еще игралась с его членом. Заставила его встать. Подержала, как древко флага. Отпустила и дала ему упасть. Потом поднялась и начала одеваться.

За отпущенные ему три дня Кинг даже не попытался позвонить Энни. На следующей неделе он, как обычно, пришел домой в обеденный перерыв, чтобы поиграть на пианино. Он открыто бросил вызов полиции и продолжал очень собой гордиться по этому поводу. Собственная твердость духа наполняла его воодушевлением — тем более что от Мэйса с тех пор не было ни слуху ни духу. Сев за клавиши, Кинг раскрыл Бетховена, вариации на тему Диабелли. Вскоре музыка полностью захватила его.

Почему Кинг выбрал именно эту пьесу? Вспомним необычную историю ее создания. В 1819 году известный музыкальный издатель Антон Диабелли написал тему маленького вальса и разослал ее примерно пятидесяти лучшим композиторам Вены того времени.[20] Он предложил каждому написать вариации на тему этого вальса, а сборник полученных вариаций собирался опубликовать в виде альманаха музыкальных стилей. Бетховен (который в это время работал над Девятой симфонией и Торжественной мессой) сначала назвал эту тему «халтурой для подмастерья» и от предложения отказался, заявив, что такая «работа» не стоит его внимания. Однако, к своему собственному изумлению, он вскорости обнаружил, что мысленно возвращается к этой теме, таившей в себе неплохой потенциал. Такое случается сплошь и рядом: самые тривиальные идеи бывают, как правило, самыми стойкими и продуктивными. За следующие четыре года Бетховен написал — ни много ни мало — тридцать три вариации на тему маленького вальса Диабелли. Альманах музыкальных стилей можно было бы составить из произведений одного Бетховена: он написал вариацию и в стиле фуги Баха, и в манере Крамера;[21] мелькнули даже пассажи из моцартовского «Дона Жуана».[22] Это была шутка — но одновременно и вызов. Вполне в духе Бетховена.

Усаживаясь за пианино, Кинг все еще чувствовал возбуждение из-за своего собственного вызова Мэйсу. «Паводок» был мелкой проделкой в духе школьных проказ — халтурой для подмастерьев. Но теперь с этим покончено — Кинг решил, что с него хватит. Пусть Роберт спокойно пишет свою книгу, и об этой истории можно смело забыть.

Зазвонил телефон; Кинг не стал отвечать.

Вариации на тему Диабелли — одно из величайших произведений Бетховена для фортепьяно; но и одно из труднейших. Целый час непрерывной игры, причем каждая часть требует очень хорошей техники. Пожалуй, Кинг выбрал самую сложную пьесу. Это был вызов и одновременно — торжество. Кульминация потехи за счет инспектора Мэйса.

Но доиграть Кингу не дали. В дверь позвонили. Кинг выругался и пошел открывать — там оказались двое полицейских; они предъявили ордер на обыск, вошли и принялись методично перетряхивать квартиру. Один занялся гостиной, другой — спальней: открывали ящики, обшаривали полки.