— Хорошо, кое-что я для себя уяснил. Расскажите подробнее, как вы осуществили задуманное.

— Задуманное? — повторил Эдик. — Я выполнил только то, что от меня требовалось.

— А именно?

— Я должен был задержать подругу Светкиной сестры, чтобы та опоздала в аэропорт.

— Каким образом? — продолжал спрашивать Борис.

— Света очень хорошо подготовилась: узнала адрес и номер автомобиля, на котором ездит подруга сестры. В прошлую пятницу я почти в срок (долго искал дом) подъехал по указанному адресу. Как мы и договаривались, я выкрутил ниппель и спустил колесо ее машины. Правда, мне показалось, что одно колесо немного уже было спущено, но меня этот факт ничуть не смутил. Сказано, спустить колесо, — я спустил. По нашему со Светой плану, женщина должна была выйти во двор и быстро сообразить, что на такой машине далеко не уедешь. Моя машина стояла во дворе. Я тоже околачивался рядом. Если бы она выхватила телефонную трубку и стала вызывать такси, я бы тут же предложил ей свои услуги, а по пути заехал бы на автозаправку и инсценировал поломку автомобиля. Но она помчалась на улицу, наверное, решила не ждать такси, а быстро остановить машину. Мне, конечно, надо было предвидеть и этот вариант, но я как-то не додумался. Я завел машину и выехал следом на улицу. Там была пробка — впереди произошел наезд, кого-то сбили, «Скорая» перегородила дорогу, машины объезжали место происшествия и ехали очень медленно. Я не смог ее опередить, пока разворачивался, она перешла на другую сторону и взяла такси. В какую машину она села, я не успел рассмотреть. Поехал в аэропорт, но опоздал. Женщина, видимо, уже была там, но и она опоздала — самолет прилетел вовремя. Ни Светки, ни португальца в зале уже не было. Вот и все. Я немного походил по залу и решил ждать Светлану на даче. Как видите, моей вины мало.

— Ну, это уж слишком! Каждый, кому не лень, норовит что-то сделать с моей машиной и при этом считает себя невиновным! — возмутилась я и влетела в комнату. — Я сейчас разберусь, виноват ты лишь в проколотой шине или что-то еще от нас скрываешь. Хотя, на мой взгляд, и этого вполне достаточно, чтобы впаять тебе срок на всю катушку.

Эдик поднял на меня затравленный взгляд. Он меня узнал. Его рот начал бесшумно открываться, чтобы спросить, каким ветром меня занесло сюда, на родительскую дачу. Но ни я, ни Облом с Борисом так и не услышали из его уст ни единого слова — находясь в состоянии крайнего волнения, Эдик не смог выдавить из себя ни одного звука.

А вот Борьку мое появление, казалось бы, не удивило:

— Ты уже здесь? А, и вы, Петр Константинович? Оперативно работаете.

— Ну что вы, разве можно угнаться за профессионалами? — Облом обменялся любезностью и рукопожатием с Борисом.

— Кстати, труп уже вывезли? — деловито спросила я.

— Труп? — Г олова Эдика глубоко осела в плечах.

— Труп? — приподнял брови Борис. — Здесь не было никакого трупа.

— Зачем же ты приехал? — в свою очередь, удивилась я.

— Побеседовать с гражданином Зарецким.

— Позвольте, Борис Викторович, я сама побеседую с задержанным? — Я обошла стол и с протокольным выражением лица уселась на свободный стул, напротив Эдика. — Мы сейчас и труп найдем, и все выясним. Со мной шутить не стоит! И ты сейчас, мальчик, сможешь в этом убедиться. Верно, Борис Викторович? Вы уж сделайте одолжение, не вмешивайтесь в наш разговор с подследственным.

Мой братец от подобной наглости даже присвистнул. Эдик испуганно посмотрел сначала на меня, потом перевел взгляд на Бориса и с трудом выговорил:

— Я что, задержан? Я ведь ничего не сделал.

— Это по-вашему, молодой человек. А по-моему, повторюсь, даже более чем!

Сама не зная почему, я достала из сумочки маникюрный набор. Потом вытянула из футляра кусачки, остро отточенную пилочку и все это положила перед собой на стол. Эдик испуганно заморгал глазами.

— Продолжаем разговор. Мало того, что вы участвовали в похищении иностранного гражданина, так вы еще умудрились в моей машине ниппель скрутить. Быстро рассказывайте, где прячете Карлоса Ортегу, живого или мертвого?

— Да не знаю я, где он, — заревел Эдик. — Не знаю! Когда мы обдумывали наш план, было решено привезти португальца сюда, на дачу. Здесь хорошо — лес, речка. Холодильник продуктами затарен. Выпивки море. — Зарецкий скосил глаза в угол комнаты, где действительно стояло множество бутылок на любой вкус, от нескольких сортов пива до коньяка и мартини.

— Допустим. — Облом довольно хмыкнул, глядя на алкогольное многообразие, подошел к холодильнику и приоткрыл дверцу старенького «Минска». Подтверждая сказанное Эдиком, он многозначительно изрек: — М-да. Есть чем заняться на досуге.

— Какие гостеприимные люди!

— Вот я и говорю — все было готово к встрече. Я, когда их в аэропорту не застал, помчался сюда. Думал, Светка португальца, как мы и договаривались, на дачу привезет. А она так и не приехала. Почти неделю здесь торчу.

— Почему домой не поехали?

— Я с родителями поссорился, — признался Эдик. — У меня они знаете какие?!

Я не стала вдаваться в подробности семейного конфликта и спросила:

— А Свете вы не звонили? Почему она сюда не приехала?

— Звонил, но телефон не отвечал. Я думаю, она меня бросила. Влюбила в себя португальца и сама влюбилась. — Зарецкий тяжело вздохнул и театрально склонил голову на раскрытую ладонь, опершись рукой на поверхность стола.

«Скупой мужской слезы не хватает, а так очень похоже на страдания юного Ромео», — пришло мне в голову, и, чтобы не проникнуться жалостью к покинутому возлюбленному, я строго спросила:

— Врете, гражданин Зарецкий, все ведь врете? Как я вас понимаю, вы оскорбились поведением своей девушки и решили физически убрать вашего соперника!

Борька после моего эмоционального начала вздрогнул и повернул ко мне ошеломленное лицо — такого умозаключения он от меня не ожидал.

Ободренная произведенным эффектом, я продолжила:

— Зарецкий, лучше сразу скажите: где спрятали тело Карлоса Ортеги? Это чтобы мы зря времени не тратили и ваш сад-огород не перекапывали. А копать будем бульдозером — ничего живого не останется. Так что поторопитесь. Наверное, не один раз слышали: раньше сядешь — раньше выйдешь. Хотя положение у вас, скажем прямо, незавидное, могут и пожизненное дать. И на снисхождение вам рассчитывать не приходится — пролита кровь иностранного гражданина. А судить вас будут по законам, причем двух стран.

— Эдичка, в чем тебя обвиняют, родной? — за моей спиной раздался громогласный рык, полный искреннего возмущения.

Голос был женский и знакомый. Я его, без сомнения, уже где-то слышала. Не утруждая себя воспоминаниями, кому бы он мог принадлежать, я обернулась, чтобы посмотреть, кто это посмел прервать мою обличительную речь на полуслове.