убил нашего Нуршема и выгнал нас из дома. – Толпа вокруг одобрительно зашумела. – Возьми меня с собой!

– Меня тоже! – поднялся мужчина постарше. – Если за тебя отдал жизнь сам Нуршем, то и я готов.

– Я тоже, – встала девушка, поправляя тёмные стриженые волосы.

– И я!

Голос принадлежал Олии, моей двоюродной сестре, ближе всех мне по возрасту после гибели Ширы. Вот уж от кого я не стала бы ожидать готовности умереть хоть за что-нибудь. Впрочем, и Хала была такой когда-то, да и я сама. Мать Олии, вторая жена моего дядюшки, схватила дочь за руку, пытаясь удержать, но та вырвалась и стала проталкиваться вперёд, в то время как с колен поднимались всё новые добровольцы.

Далила не только спасла нас, но и сделала сильнее.

Все взгляды были устремлены на мятежного принца, но я краем глаза увидела, как Шазад потихоньку отступает из первых рядов. Сэм тоже это заметил и удивлённо поднял брови, переглянувшись со мной. Я жестом велела ему остаться, а сама последовала за подругой. Как ни странно, альб послушался.

– Шазад! – окликнула я, когда мы достаточно отдалились от толпы.

Она испуганно вздрогнула и споткнулась на склоне горы, еле удержавшись на ногах. Совсем непохоже на прежнюю Шазад, ловкую и уверенную в себе.

– Извини, – смутилась она, разглядев меня в темноте, – я не могла остаться, трудно дышать. – Шазад присела на камень, переводя дух. – Мне надо было… – Она запнулась, явно не находя слов.

– Хочешь, я уйду? – предложила я растерянно.

– Нет, просто… – Шазад печально усмехнулась. – В молодости я темноты не боялась.

– Мы ещё молодые, – улыбнулась я, присаживаясь рядом.

Трое суток под землёй в полном одиночестве – кто угодно станет бояться темноты.

– Они тоже, – хмуро кивнула она. Её лицо терялось во тьме надвигающейся ночи, его хотелось вернуть, удержать. – Кто-то из них и правда умрёт за нас, понимаешь?

Я понимала, но подтверждать не хотела, чтобы это не оказалось правдой.

– Это я отправила Имин на смерть, – продолжала она, помолчав. Кто же ещё, кроме неё, мог придумать такое и организовать. Шазад всегда была нашим главным стратегом. – А значит, и Навида убила тоже я. – В самом деле, его я в Эремоте не заметила… как и многих других. – Он упал замертво во дворцовой тюрьме, как только зашло солнце.

– Когда Имин отрубили голову, – кивнула я.

«Отдаю тебе себя… до последнего дня нашей жизни», – вспомнила я их брачный обет. Клятва демджи нерушима. Эмир Билал надеялся с её помощью продлить себе жизнь, а Навид из-за клятвы потерял свою.

– Я чуть не умерла там, внизу, – всхлипнула Шазад, – а они оба являлись мне снова и снова… и звали за собой.

Не одна она там была, не одна, и те видения были не только призраками вины. Но разговор о них вряд ли мог бы сейчас помочь.

– Я убила Халу, – дрогнувшим голосом призналась я.

Подруга в изумлении вскинула голову. Да, я не просто дала золотокожей умереть или послала на смерть, а убила своими руками.

– Как это случилось? – помолчав, спросила Шазад почти обычным тоном, словно командир, уточняющий боевые потери.

– Иначе пришлось бы отдать её султану… Ты сама поступила бы так на моём месте.

Мы тихо сидели бок о бок на горном склоне, слушая отголоски засыпающего внизу лагеря и скорбя о тех, кого потеряли.

«Хала, Навид, Имин, Шира, Бахи, а сколько других – всех не упомнишь. Сколько ещё из тех, что примкнули к делу принца в Садзи, так и не увидят его на троне? Если он сам до этого доживёт. Увижу ли я сама?»

– Тамид сказал… – начала я и запнулась. Нет, всё-таки надо кому-то ещё знать, что он сказал мне в Скрытом доме. Тогда это мало что значило, но теперь, после того как он прочёл над дверью в темницу Загира вожделенные слова… – Он считает, что тот, кто выпустит огонь Фереште из машины Лейлы, не выживет. – Шазад снова вскинулась. – А освободить его надо, иначе против абдалов нам не выстоять, сколько бы бойцов мы с собой ни привели.

Она в ужасе прикрыла рот ладонью:

– Ты ему говорила?

Ясное дело, Жиню, не Ахмеду. Мятежному принцу вообще знать нельзя, не то запретит соваться. Однако я не находила в себе сил признаться и чужеземному принцу. А Шазад можно, она поймёт правильно. Будет драться за меня до последней капли крови, а потом, если придётся, оплакивать, но не остановит – потому что сама поступила бы так же на моём месте.

Вспомнилось, как когда-то давно я сжимала её руку, не давая упасть под колёса несущегося поезда, а она просила отпустить – ради нашего восстания, так же как Хала в когтях султана. «Тот, кто не боится, врёт или тупица», – сказал Сэм в «Белой рыбе». Врать я не могла никак, но и дурой себя не считала. А как можно просить другого отдать жизнь за общее дело, если сама не готова это сделать?

– Вот что я тебе скажу, – вздохнула я. – Если уж умирать, то только ради победы. Попробуйте только не победить, паршивцы!

Шазад хохотнула, вскакивая на ноги:

– Ну, тогда пошли разбираться с новобранцами! – Она протянула руку, помогая мне встать.

Когда я поднималась, что-то стукнуло по бедру, и в лунном свете блеснул старинный узорчатый металл.

«Кинжал Загира!»

Заткнутый за пояс, он проделал со мной путь от самого Эремота, и я с ужасом вспомнила, что есть очень простой путь сделать мою гибель не напрасной. Надо всего-навсего убить какого-нибудь принца.

Глава 28

Новый день, новый рассвет.

Разговоры о смерти остались позади, в ночной тьме. Впереди только война, которую надо выиграть во что бы то ни стало.

Шазад с Рахимом раздали людям оружие, оставленное у входа в Садзи. Хватило каждому, хоть и не с избытком. Мы с Жинем и Сэмом забрали свои револьверы, а нового кинжала у меня за поясом никто даже не заметил.

– Кто умеет стрелять? – спросила Шазад, прохаживаясь перед неровным строем новобранцев. Большинство подняли руки, что вовсе не удивительно у нас в Захолустье: те, кто делает оружие, обычно им худо-бедно владеют. – А в рукопашную?

Руки сразу опустились, а Самир наклонился к соседу и что-то с ухмылкой шепнул.

– Ты что-то хотел сказать? – тут же отреагировала Шазад.

Паренёк явно недоумевал, почему должен слушать женщину, а не принца, которому обещал служить. То же самое, похоже, думали и остальные.

– Я говорю, – дёрнул он небрежно плечом, – что кинжал ни к чему, если на тебя наставлен револьвер.

– А ты