Донесся голос Теодоры:

– Любимый, летние ночи коротки.

Он снова взялся за весла. Легкий толчок суденышка о причал заставил его вздрогнуть. Он обернулся и увидел при свете фонарей ждавшую их башню Кастеллино. В полумраке ему почудилось, что это одна из башен Куссона, а там – окно его комнаты. Но Теодора находилась не в далеких лесах, за стенами и рвами, Теодора ждала рядом, готовая войти туда вместе с ним.

Анн покачал головой:

– Не могу поверить.

– Это так трудно?

– Слишком прекрасно, слишком…

Теодора ступила на пристань. Он был так смущен, что забыл сойти первым и подать ей руку. Анн догнал ее и пошел рядом.

Серые глаза взглянули на него.

– Не сомневайтесь в вашем счастье. Я – Теодора, «волчья дама», былая хозяйка Куссона, та, кого вы призывали в ваших мечтах. Но поверьте, ваше счастье – ничто в сравнении с моим.

– Теодора!

– Да, повторяйте мое имя, твердите его с любовью. Вы единственный, кто произносил его так. Единственный за века…

В ту ночь Анн пожал плоды двухсот лет любви. Волна, бросившая его к Теодоре, накатила из такой дали, что захлестнула его целиком. И соприкосновение с этим сверхъестественным созданием чуть не сокрушило его бренную, телесную оболочку. Ему казалось, что после первых объятий от него останется один лишь пепел. Но его это не страшило, а впрочем, ничего подобного и не произошло.

Никогда еще в башне Кастеллино не пылала такая страсть. Будучи островом на острове, она стала самым укромным местом на свете. Там супруги познали и бури, и мгновения затишья, казавшиеся вечными. И говорили, и молчали веками, но ведомо им было и то, что это не имеет никакого значения: ведь в каждом из своих слов и в каждом молчании они любили друг друга.

И время текло, а волшебство не рассеивалось ни на миг… Украденное лето не походило на обычную жизнь человека, потому что от начала и до конца оставалось двояким. Существовали два совершенно отдельных времени: ночь и день; два места, меж которыми не было ничего общего: башня Кастеллино – и все остальное; и две женщины, лишь внешне похожие друг на друга: Теодора, ставшая, наконец, сама собой – в башне, и Теодора в обличье Альеноры – за ее стенами.

У возлюбленных, однако, имелся четкий распорядок, так что со стороны могло показаться, что в их жизни нет никакой тайны. Утром они покидали остров и переправлялись в замок. Анн присоединялся к Виргилио д'Орте в библиотеке, а Теодора отправлялась в конюшню, садилась на Безотрадного и объезжала окрестности. Они встречались за обедом, в обществе хозяина. Тот безумно обрадовался, когда синьор Анн сообщил, что вместо нескольких дней подарит ему целое лето совместных трудов, и чествовал своих гостей по-королевски.

Вторая половина дня всецело принадлежала им. Они проводили ее в прогулках вплоть до вечера. А ночью, после ужина, вновь уплывали на остров. Именно там, в кругу белого света посреди черной воды, наступал самый прекрасный миг. Оба предвкушали ожидавшее их счастье, но не говорили об этом.

Они пожелали сохранить свои паломнические одеяния. Виргилио д'Орте они объяснили это смирением, но слукавили: истрепанный наряд был им так дорог потому, что именно в нем они полюбили друг друга. Анн вообще не хотел, чтобы Теодора когда-нибудь сменила на новое свое старенькое серое шерстяное платье, лоскут от которого он даже во время объятий не снимал с шеи.

Лето выдалось очень жаркое. Чтобы освежиться, они постоянно купались в озере. Когда они оказались в воде первый раз, Анн изрядно удивился, обнаружив, что Теодора не только умеет плавать, что довольно большая редкость среди женщин, но и чувствует себя в воде как рыба. Она плавала почти так же быстро, как и он, и была столь же вынослива. Анн быстро к этому привык и даже сердился на себя за собственное удивление: в том, что касается Теодоры, его ничто не должно удивлять.

Теодора – его жена, он женат на Теодоре, он каждую ночь предается любви с призраком… Но напрасно Анн повторял себе это по тысяче раз на дню: ему все равно не удавалось свыкнуться с этой ослепительной истиной, с этим невероятным счастьем. Та, что по-волчьи выла в туманах Куссона, прошла сквозь толщу пространства и времени, чтобы соединиться с ним в сияющем лете Орты. Ему казалось, что он грезит, но это происходило наяву!

Его жена – Теодора, а то, что она выглядит как Альенора, – лишь пустая видимость. Анн осознавал это, когда после купания они ложились нагие на берегу, чтобы передохнуть и обогреться на солнышке. Сколько бы он ни любовался ее восхитительным телом, оно ничуть не волновало его. Мысль прикоснуться к ней, ласкать, предаться любви средь бела дня даже не приходила ему в голову, настолько это казалась нелепым. Теодора ждет его позже. Теодора существует только ночью, ибо только ночью приходит к нему дивное головокружение. Теодора – лишь головокружение…

Она никогда не рассказывала о себе, и Анн уважал ее молчание. Конечно, ему хотелось бы, чтобы она поведала о своем сказочном прошлом, но об этом, без сомнения, людям не рассказывают. С него хватало и того, что Теодора – его жена и принадлежит ему одному, навек. Он смотрел на обручальное кольцо, прикасался к серой шерстяной повязке на шее, и это его успокаивало.

И все же как-то ночью, жаркой, почти душной, Теодора заговорила…

Они покинули спальню после объятий, ища прохлады на причале. Над озером кружило множество светлячков, образуя изменчивые созвездия. И вот тогда вдалеке, на другом берегу, они услышали волков. Этот вой доставил Анну огромную радость, и он торжествующе рассмеялся.

– Они вас зовут, а вы здесь! Ревнуют, что вы предпочли им человека!

Но Теодора не засмеялась с ним вместе. Наоборот, внезапно она посерьезнела.

– Правда, это они меня зовут. И однажды мне придется уйти к ним.

– Что вы такое говорите?

– Я не смогу навсегда остаться с человеком из крови и плоти. А вы не можете вечно жить с тенью.

– Теодора!

– Идемте, вернемся! Вернемся скорее!

***

В один из первых сентябрьских дней, направляясь в замок, Анн увидел нечто ужасающее: опавший лист! Только тут он осознал то, что доселе отказывался замечать: лето уходило. Дни стали короче, солнце – не таким палящим, вода в озере остыла и уже не позволяла им плавать вволю.

А на следующий день они встретили паломника. Это случилось после обеда. С утра все заволокло туманом. Супруги отказались от своего каждодневного купания и отправились покататься на Безотрадном: он – сидя в седле, она – сзади, боком, крепко обхватив его руками. Оба были серьезны и молчаливы. Подобно сновидцам, чувствующим сквозь забытье близящееся пробуждение, они сознавали, что их волшебная греза вот-вот развеется.

С дороги, сквозь туман, долетел чей-то голос. Невидимый путник пел:

Где благородный дофин,

Что с королевством сталось?