— Это письмо от короля Свазиленда Мутееса, — хрипло промолвил старейшина.

Катя не понимала, почему все старейшины так напряглись при упоминании имени этого короля. Она не видела связи между всем происходящим и письмом, но все остальные, похоже, видели.

Создатель медленно поднялся с кресла и выхватил у Наркисса письмо. Янтарные глаза, бешено сверкая, воззрились на лист.

Спустя несколько минут, Цимаон Ницхи резко опустился на место, коротко объявив:

— Банеле мертв.

Имя показалось девушке смутно знакомым.

— Что это значит? — спросила она у Вильяма.

Тот пожал плечами.

— Не знаю. Банели — это второй Ягуар.

— Откуда тебе известно? — тем временем прогрохотал голос Цимаон Ницхи. Смотрел он в упор на Лайонела.

Летучая мышь крепче вцепилась в плечо молодого человека.

Он усмехнулся.

— Какое несчастье, не правда ли? Кто же переведет вампиров в День Искупления через мост, что спустится для нас с небес?

— Ты пожалеешь, дерзкий мальчишка, — прошипел Создатель.

Голову от салфетки с вышитым волком поднял Нима — трак — ден.

— Лайонел, чего ты хочешь? — ласково спросил он. — Убить второго ягуара и остаться единственным в мире вампиром с даром, который необходим в День Искупления — это очень предусмотрительно. Но что дальше?

Молодой человек лучезарно улыбнулся. У Кати от восторга перехватило дыхание. А он спокойно произнес:

— Я нужен вам живым, но пока я жив, союзу беса и ангела не бывать.

Создатель задумчиво покачал головой, пробормотав:

— А если ты умрешь, даже положительный исход союза ангела и беса не имеет смысла. Браво, Лайонел! Я недооценил тебя… — Он обжег взглядом летучую мышь. — И твой дьявольский шарм.

Молчание длилось бесконечно долго, в конце концов Цимаон Ницхи спросил:

— Какие у тебя условия? — Он посмеялся. — Ведь они, полагаю, у тебя есть?

Молодой человек подошел к краю эшафота.

— Я хочу провести десять лет с ней. — Он указал на Катю.

Услышав цифру «десять», девушка вздрогнула. Сейчас этот срок показался ей ничтожно малым.

— Десять лет, — задумчиво повторил Создатель и обвел взглядом старейшин, после чего скептически уточнил: — А через десять лет ты откажешься от нее и уступишь своему брату, так?

— Спустя десять лет я соглашусь перевести вампиров через небесный мост. — Лайонел повел плечом с сидящей на нем Орми. — Если пророчеству суждено сбыться, то за эти десять лет бес и ангел, при обоюдном желании, могут воссоединиться.

— Для этого Вильям должен жить с вами под одной крышей, — заметил Создатель.

Уголки губ Лайонела опустились вниз.

— Будет достаточно того, что я позволю ему жить в одном с ней городе.

— Им необходимо видеться каждый день, — гнул свое старейшина.

— В общественных местах.

— Нет, они должны жить под одной крышей, — покачал седыми волосами Цимаон Ницхи. — Боишься? Ты не уверен в ее чувствах к тебе? На большие уступки я не пойду, соглашайся, Лайонел, и забирай девчонку. Десять лет невесть какой огромной срок. Мы готовы дать нашему дорогому бесу время на раздумья. В конце концов, она сделает правильный выбор, и ты ничего не сможешь с этим поделать.

Катя смотрела в ледяную прозрачность глаз молодого человека и, не выдержав, выкрикнула:

— Лайонел, мне будет все равно, даже если он будет спать на соседней кровати!

Она поймала грустный взгляд изумрудных глаз и вдруг пожалела о своих словах. Она могла бы не говорить этого или сказать иначе, чтобы не обижать Вильяма. Как бы там ни было, никто не делал для нее столько хорошего, сколько сделал он.

— Прости, — пробормотала девушка.

Цимаон Ницхи, наблюдая за ними, оживился. Он поднялся и, похлопав Вильяма по плечу, обронил:

— Она неравнодушна к тебе, только дурак этого не заметит. — После чего спустился по лесенке и направился к воротам, говоря тем самым, что решение принято и все свободны.

Катя вслед за ним бросилась на арену. Лайонел спрыгнул с эшафота и, оторвав ее от земли, заключил в объятия. В голове тихо проснулась мелодия их первого танца, звучала «Морская малышка» Вангелиса — далекая, с трудом пробивающаяся, как отголосок уходящего сладкого сна.

Они не замечали, как мимо проходили старейшины. Вскоре все посторонние покинули амфитеатр, осталась Орми со своей неприветливой физиономией, Вильям, стоявший чуть поодаль, и Олило, сидящий у его ног.

Девушка с наслаждением гладила затылок Лайонела, целовала в губы, вдыхая ледяной аромат, исходящий от него.

Когда же Лайонел поставил ее на землю, продолжая обнимать за талию, взгляд ледяных глаз остановился на Вильяме.

— Мы можем поговорить? — спросил тот.

Лайонел развернулся и повел Катю к воротам, ничего не выражающим голосом проронив:

— Не о чем разговаривать.

«Катя! Катя! А как же я?» — побежал за ней Олило. Молодой человек неприязненно поморщился при виде чертенка, и девушка поспешила спросить:

— Вильям, Олило может вернуться с тобой?

— Конечно, — кивнул он, приглаживая черные волосы.

Девушка заметила, что на шнурке, висящем на шее чертенка, остался лишь один камень, подаренный ею изумруд и, прежде чем двинуться за Лайонелом, сказала: «Олило, мы очень скоро увидимся!»

* * *

В голове звучала симфоническая поэма «Остров мертвых» Рахманинова. Нескончаемо гнетущая, точно по крупице или капля за каплей зарождающая непонятное беспокойство. А за окном проносились поля, леса, пустыни, города. Где-то светило летнее солнце, где-то лил весенний дождь, где-то мела метель. Кругосветный экспресс несколько минут назад отошел из Кейптауна[14].

Катя прислонилась виском к плечу Лайонела и, подняв глаза, принялась рассматривать его подбородок, не обращая внимания на то, что Орми, сидящая на другом плече, недобро поглядывает на нее черными блестящими бусинками. Все в нем было идеально прекрасным, им хотелось любоваться как чем-то вечным: морем, огнем, небом. Подобная красота не могла не притягивать, но в то же время она пугала девушку своей непостижимой властью.

Лайонел заметил на себе пристальный взгляд и улыбнулся.

— Я чувствую себя картиной в галерее.

Катя засмеялась, а посерьезнев, спросила:

— Ты видел картину Арнольда Беклина «Остров мертвых»?