Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закончив свою речь, Джоан подходит ко мне сзади и спрашивает:
– Ты тут, похоже, новенький? Привет, меня зовут Джоан. Я руководитель отделения восстановительной терапии.
– Крэйг, – мы жмем друг другу руки.
– Дать тебе карандаш и бумагу, Крэйг?
– Нет. Я не по этой части. Не умею я рисовать.
– Конечно, умеешь. Необязательно рисовать что-то конкретное, рисунок в абстрактном стиле прекрасно подойдет. Может, возьмешь мелочки?
– Нет. – Вот стыдоба-то, мне предлагают «мелочки».
– Может, тогда краски?
– Я же говорю, не умею рисовать.
– Краски не для рисования, а для раскрашивания.
– Тоже не по мне.
– Ну тогда фломастеры?
– Нет.
– Внимание всем! – Джоан поворачивается к группе. – Наш новый друг, Крэйг, в так называемом творческом кризисе. Он не знает, что нарисовать!
– Ну это прямо беда, дружище! – во весь голос восклицает Армелио. – Может, в картишки?
– Никаких карт на уроке творчества, Армелио. Ну так как, кто-то поможет Крэйгу с идеей рисунка?
– Пусть нарисует рыбу! – выкрикивает Бобби со своего места. – Их рисовать легко.
– Таблетки, – подсказывает Джонни.
– Джонни, – увещевает его Джоан, – таблетки мы не рисуем.
– Кукурузный салат, – предлагает Эбони.
– Она хочет, чтобы ты нарисовал кукурузку, но уж точно не ту, что едят, – гогочет Хамбл.
– Ну все, мистер Купер! Пожалуйста, немедленно покиньте кабинет.
– У-у-у-у-у-у, – раздается со всех сторон.
– Правильно! – выкрикивает Эбони и, как арбитр на поле, указывает на выход. – Вали отсюда!
– Ну и ладно. – Хамбл встает с места. – Как хотите. Конечно, виноват я, кто же еще? Вот и уважай вас всех после этого.
Он собирает вещи, которых нет, и выходит из кабинета, крикнув напоследок:
– Жалкая горстка яппи, вот вы все кто!
Я провожаю его взглядом.
– Ты можешь нарисовать кошку! – предлагает парень, который боится смены гравитации. – У меня раньше была кошка, но умерла.
– Скалка! – подает голос бородач. С тех пор как я встретил его на пути в столовую, это первое слово, которое я от него услышал. Он по-прежнему все свободное время шатается по коридорам, раскачиваясь туда-сюда, если только не сидит в своей комнате.
– Что-что, Роберт? – оживленно спрашивает Джоан. – Хорошо, молодец. А что ты сказал?
Но Роберт замолкает и больше ничего не говорит. Интересно, что для него значит «скалка». Если бы меня попросили назвать только одно слово, это точно была бы не «скалка». Я бы, скорее всего, сказал «секс». Или «Сдвиг».
– Он может нарисовать что-то, связанное с детством, – говорит сидящая рядом со мной Ноэль.
– Отличная идея, Ноэль! Не хочешь сказать погромче?
Ноэль вздыхает и объявляет на всю комнату:
– Крэйг может нарисовать что-то из своего детства.
– Вот так! – кивает Джоан. – Тебе понравилось что-то из предложенного, Крэйг?
Но я уже не слышу. Я веду начало реки от верхнего угла страницы вниз, где она встречается со второй рекой. А, погодите, я же забыл, что сначала нужно проложить дороги, потому что мосты идут поверх воды. Вспомнил: магистрали, реки, а потом улицы. Когда я в последний раз это делал? Лет в девять. Как можно было забыть? Я веду линию магистрали через центр страницы, где она встречается с другой в дорожной развязке – красивой, наподобие спагетти, – один съезд с которой проходит через парк и заканчивается веселым жилым районом округлой формы. Отсюда я продолжаю надстраивать город, квартал за кварталом. Карта растет и ширится. Растет и ширится мой город.
– Ого, кажется, творческий кризис Крэйга в прошлом! – провозглашает Джоан из другого конца кабинета. Я оглядываюсь назад: Эбони с трудом поднимается с места, опираясь на трость, и ковыляет в мою сторону.
– Дайте-ка посмотреть. О, красота какая! – восхищается она, стоя у меня за спиной.
– Спасибо, Эбони, – благодарю я, поворачиваясь к карте.
– А что там? – орет Армелио.
– Давайте не кричать на весь кабинет, – успокаивает его Джоан.
– Это так необычно, – говорит стоящая рядом со мной Профессорша.
– Моя заслуга тут тоже есть, – говорит сидящая справа от меня Ноэль. У нее на листе набросок цветка. – Так ведь? – косится она на меня, не поворачивая головы.
– Конечно, есть, – говорю я ей, ненадолго оторвавшись от листа, и снова принимаюсь за дело: карта словно вытекает из меня.
– Это что, какой-то мозг? – спрашивает Эбони.
Я поднимаю голову и вижу скривившийся в улыбке беззубый рот. Снова смотрю на карту. Неужели не ясно, что это не мозг, а карта? Вот же – реки, магистрали и развязки. Но потом я вижу, что и на мозг похоже: дороги – это перекореженные нейроны, которые тащат эмоции с места на место, давая жизнь городу. Может, если мозг работает, то он и есть такая вот карта, по которой каждый может попасть куда надо по автострадам. А если в мозгу что-то сломалось, как у меня, то в нем возникают пробки и тупики, где ведутся дорожные работы.
– Ага, – соглашаюсь я с Эбони. – Это мозг и есть.
И тут, так и не доделав, я бросаю рисовать карту. Вот блин, вечно со мной так – бросаю все на полпути. Я даже не добрался до края страницы, а у меня уже иссякла энергия, так что я обвожу вокруг карты абрис головы с носом, двойным контуром губ и уходящей вниз шеей. При этом овальный сгусток нанесенных на карту городских улиц оказывается справа, там, где должен быть мозг. На месте глаза я рисую круговую развязку и веду вниз ко рту два широких бульвара. Эбони хохочет, пристукивая тростью.
– Прелесть какая!
– Ничего особенного, – говорю я, глядя на лист. На этом все. Мог бы и лучше. В нижнем углу ставлю свои инициалы – К. Г., как «компьютерная генерация», – и откладываю рисунок в сторону. Прошу еще один листок бумаги и приступаю к следующей карте.
Как это просто. Это просто, и я могу это делать. Я мог бы заниматься этим вечно. До конца занятия я сделал пять рисунков.
Я так углубился в рисование, что даже не заметил, как ушла Ноэль. Только нашел рядом на столе украшенную цветами записку, когда прибирал свое место.
«Сделаем перерыв. Нельзя слишком привязываться друг к другу. Следующая встреча во вторник, на том же месте. Не расстраивайся, что так долго. Ты милый».
Я сворачиваю записку и кладу в карман, рядом с предыдущей. После творческого занятия у нас обед, на котором Хамбл говорит, что прощает меня за то, что я вверг его в неприятности, я благодарю его за это. Потом иду играть в карты с Армелио, который предлагает, раз уж я поднакопил кое-какой опыт, сыграть в большую игру завтра вечером.