Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зачем так поступал Александр? Сложно сказать. Просто интуитивное озарение, совершенно не характерное для него. Однако он твердо знал – так нужно.
Когда-то давно, в древней глуши,
Среди ярких звезд и вечерней тиши
Стоял человек и мечты возводил:
Себя среди звезд он вообразил.
И тихо проговорил:
И может быть, ветер сильнее меня,
А звезды хранят мудрость столетий,
Может быть, кровь холоднее огня,
Спокойствие льда царит на планете… Но!
Я вижу, как горы падут на равнины
Под тяжестью силы ручного труда,
И где жаркий зной, там стоять будут льдины,
А там, где пустыня – прольется вода.
Раз и навсегда!
По прихоти ума!
Сильнее сжимались смерти тиски:
Люди – фигуры игральной доски —
Забава богов, но кто воевал,
Тот смерти оковы с себя гневно сорвал
И с дерзостью сказал:
И может быть, ветер сильнее меня,
А звезды хранят мудрость столетий,
ожет быть, кровь холоднее огня,
Спокойствие льда царит на планете… Но!
На лицах богов воцарилось смятенье,
И то, что творилось на этот раз…
Никто не мог скрыть своего удивленья,
Как пешка не выполнила приказ.
Среди разгневанных лиц
Боги падали ниц!
И может быть, ветер сильнее меня,
А звезды хранят мудрость столетий,
Может быть, кровь холоднее огня,
Спокойствие льда царит на планете… Но!
Я вижу, как звезды, падая градом,
Открыли нам хитросплетенье миров,
Небесная гладь приветствует взглядом
Эпоху бессмертия наших сынов.
Космических даров.
Людей – богов?..[32]
Нажав последнюю клавишу, Саша выдержал небольшую паузу и развернулся прямо на стульчике, благо тот вращался. Все придворные, собравшиеся возле умирающего императора, были удивлены до крайности. Вот буквально рухнул на колени грузный и весьма немолодой Франсуа Овен. Как он только дожил до этих лет? За ним последовал Меншиков и другие. Даже молодежь, которая никогда не слышала этой композиции, но догадалась.
Александр взглянул на своего отца. Он был мертв. Лицо его было спокойно, так что казалось, будто он спит. Только небольшая струйка крови в уголке рта говорила о неладном.
– Император умер, – спокойно сказал цесаревич.
– Да здравствует император! – воскликнул Меншиков, который, несмотря на изрядные годы, умудрился сохранить недюжинную прыть. Его охотно поддержали все остальные, за исключением… вдовствующей императрицы. Она тоже была мертва, прямо сидя в кресле и смотря перед собой остекленевшим взглядом. А на губах ее играла блаженная улыбка. Она все поняла…
В то же время где-то на просторах огромной империи резко и громко вдохнула юная девочка, что лежала при смерти. Ее родители уже отчаялись и молча сидели рядом. Без слез, ибо они давно кончились. Их единственная дочь была красавицей, каких поискать. И уже даже в этом, невеликом возрасте было понятно, что с годами она расцветет и станет подлинным шедевром. Они просто сидели и ждали, когда можно будет обмыть ее тело и похоронить, смирившись со смертью. Но тут произошло чудо. Она не только очнулась, но и встала, будто бы и не лежала при смерти несколько дней подряд. Прошлась по комнате, с удивлением рассматривая ее и ощупывая. Ее лицо было полно задумчивости, а на губах блуждала едва заметная улыбка.
Двести лет спустя – 1935 год
Петр вышел на балкон своего административного комплекса и вдохнул свежий воздух полной грудью. Какая это была по счету жизнь? Он уже не помнил. Иная и десяти лет не продолжалась…
Перед его взором небоскребы упирались в облака огромными колоннами. А внизу, между ними и обширными парками, неслись густые потоки электромобилей… На него смотрел город будущего. Такой, каким он его представлял себе в далеких мечтах еще в первой своей жизни, в детском доме.
Он повернулся и взглянул на свою обворожительную Анну, что вальяжно расположилась на изящном диване. Вся такая сексуальная и аппетитная. Адонай держал свое слово – его боевая подруга исправно перерождалась вслед за ним. Она каждый раз оказывалась безумно красивой, здоровой и рыжей. А вот все остальное варьировалось в таком широком диапазоне, что и не пересказать. Петр даже и помыслить не мог, что такие сочетания вообще возможны. Например, вот это чудо, что с нежной улыбкой смотрело на него, этнически являлось чистокровной эфиопкой, с кожей нежно-шоколадного цвета, ярко-янтарными глазами и от природы насыщенно-рыжими волосами. Странное сочетание, но Петру так нравилось, что иной раз он ловил себя на том, что просто любуется, наслаждаясь созерцанием. И не только созерцанием.
В общем, Архитектор показал себя изрядным затейником. Но иного ждать от существа его величины и не приходилось…
Сегодня они в узком кругу праздновали знаменательное событие. После десяти лет напряженного труда им наконец удалось запустить большую орбитальную станцию. Можно даже сказать – огромную. В ней планировалось только на постоянной основе держать экипаж в полсотни бойцов.
Станция «Мир» стала второй после почти двух десятилетий эксплуатации небольшой «Зари». Причем важно отметить тот факт, что новый космический комплекс развертывали на базе старой, приращивая модули. Мало того, это было запланировано изначально. А в будущем, когда удастся решить ряд важнейших задач, Петр собирался развернуть на дальней орбите огромный комплекс «Вавилон», который станет первым серьезным форпостом человечества в космосе. Там на постоянной основе только проживать должны будут две тысячи человек! Кроме того, именно он станет первым настоящим космопортом человечества, откуда полетят пилотируемые корабли во все уголки Солнечной системы.
По сравнению с тем миром, где Петр родился изначально, эта сборка реальности отличалась кардинально.
Мировой войны не было. Мало того, с середины XVIII века в Европе вообще войны прекратились, уйдя на периферию. И это дало потрясающий результат. Ведь практически все эти годы Российская империя находилась под умелым управлением фактически одного и того же человека.
И мир стал другим. До неузнаваемости.
Память Петра заботливо подсказывала ему кривые московские улочки середины тридцатых, мужчин в картузах да вежливых бойцов с малиновыми петлицами. А сейчас? Уровень второй половины XXI века. А по отдельным технологиям удалось шагнуть и гораздо дальше, поскольку против императора консервативные и ретроградные лобби не работали.
О чем вообще можно говорить, если к середине XVIII века по шоссированным дорогам Евразии побежали серийные легковые и грузовые автомобили? Воздух наполнился дирижаблями и самолетами. А Мировой океан стали бороздить в том числе и подводные лодки. Еще довольно примитивные, но все же.