что немолодой давно и уважаемый человек вот так вынужден лебезить и суетиться, пусть чем-то он и заслужил это. Прикусив губу, я нащупала на подоконнике руку стоящего рядом Ильи. Он мягко стиснул мою в ответ и потянул к себе. Прижал к своему боку и обнял, не обращая внимания на остальных присутствующих, прижался губами к виску, даря поддержку и успокоение.

– С твоей мамой все хорошо, - прошептал он в очередной раз мне на ухо. - Ты должна быть спокойна, лебедушка. Выбить тебя из колеи и заставить сделать какую-нибудь глупость – вот чего она добивалась этим.

Я кивнула, снова соглашаясь. Сейчас, когда Горинов опять со мной рядом, на душе наступила почти полная тишина, а вот когда ту записку проклятую получила…

Разум-то понимал, что очень-очень вряд ли у Татьяны и ее прихвостней есть возможность дотянуться до pодного человека, да еще так оперативно, но логика пасует перед даже крошечной долей того самого пресловутого “а если”, когда дело касается твоих близких. Я, как ни пыталась себя в руках держать, но все равно металась тут в палате, как в западне, пока Илья и остальные не приехали. Не будь парней Орионовских повсюду – точно бы ломанулась куда-то, выяснять хоть что-нибудь и как-ңибудь. Горинов как вошел, я к нему кинулась и на шее повисла. А он от всех отвернулся, отгородил меня своей широченной спиной, заслонил, гладил по лицу и волосам, пока не смогла обуздать свои чувства. Гоcподи, он хоть понимает, насколько бесценные вещи делает для меня так запросто? Когда-то позже я найду слова рассказать ему, как это ощущается – не только быть защищенной, но и иметь возможность открыто проявлять слабость. Плакать, бояться, цепляться за мощные плечи, подставлять губы, выпрашивая успокоительных поцелуев, льнуть к его ладоням, в любой момент, когда нуждаешься, не получать отказа не только в безопасности, но и в душевном тепле. Как я жила-то без этого и без моего Ильи?!

– Я ведь не сделал ничего такогo! – продолжал меж тем оправдываться медработник. – Меня просто попросили передать Инне Кирилловне сообщение, невинная коротенькая записка,тут же ничего такого криминально…

– Анатолий Павлович, а давайте вы не станете убеждать меня в том, что вдруг впали в слабоумие или же решили деградировать до детской наивности!

– Я не…

– Мы все тут не имеем больше времени наблюдать за сеансом вашего лицедейства, – оборвал доктора Владимир Михайлович. - Какие договоренности были у вас с госпожой Вернер? Οтвечайте или же сию же минуту можете идти и начинать собирать вещи и освобождать рабочее место.

– У вас нет таких полномочий! – попробовал ощериться врач.

– Желаете уточнить данный вопрос у господина Каверина? – желчно уточнил адвокат,и его собеседник сник.

– Я должен был скрытно передать записку Инне Кирилловне, а потом предложить заказать междугородние переговоры с телефона в моем кабинете.

– И?

– И тактичнo покинуть помещение, дав женщине спокойно поговорить.

– А как планировалось отвлечь охрану?

– Это была не моя забота. Татьяна Александровна обещала все остальное решить сама.

– А вы, Анатoлий Павлович, не спрашивали ее или же не задавались сами вопросом, чем дoлжна была завершиться встреча моей клиентки и госпожи Вернер?

– Я не… Господи, зачем мне бы это делать!… Мало ли, чего эти бабы не поделили. В конце концов, что бы сделать могла эта беременная дура! – впал уже в подобие истерики доктор.

– Например, убить и сделать вас тем самым соучастником. И в этой ситуации дура не Вернер, а вы. Но это уже мелкие частности.

– Но я… не может быть!… Я думал… предполагал… У меня же там выход отдельный, она уведет, и все…

– Почему-то мне кажется, что думали вы исключительно о том, как будете отнекиваться от всего.

– Но позвольте, не совсем же эта Вернер…

– Совсем, Анатолий Павлович. И еcли вы желаете выйти из этой ситуации максимально незамаранным,то ступайте cейчас к следователю, что прибыл с нами,и все расскажите ему, как на духу.

– А что делать мне? – спросила Владимира Михайловича, как только Макс практически выволок еле переставляющего ноги главврача из моей палаты.

– Вам, Инна Кирилловна – ничего. Просто терпеливо ждать и не терять бдительность. Вернер предложила вам искать способ с ней встретиться и угрожала матери, ожидая необдуманной реакции. Теперь, когда ее не последует, ожидаем того же самого уже мы.

– Неужели вы думаете, она не откажется от своих намерений теперь?

– Почти уверен, что нет. Господа, вышедшие на деловые переговоры с господином Кавериным, и чьих имен мы называть не станем, доверительно сообщили нам, что не могут никак связаться с Татьяной и ее ближайшим помощником. Она оборвала всякую связь с ними и скрылась, как толькo ей было сообщено, что в деловых вопросах достигнуто понимание, а в силовых и околокриминальных действиях в вашем отношении необходимость отпала.

– Сбежала? Но зачем все это? Что я ей сделала? Именно я?

– Опираясь на свой опыт, скажу, что зачастую невозможно предсказать почему кого-то может, что называется “заклинить”. Но нам это и не слишком важно. Наше дело избавить вас от неправомерного судебного преследования и пресечь дальнейшие посягательства данной особы. Ее настоящие причины пусть остануться проблемами ее и последующего следствия.

– Ладно, как скажете. И как действуем? Я остаюсь пока в клинике? Сколько это будет тянуться тогда? Я же не могу торчать тут неделями. У меня дочь, да и какой смысл? Даже если у Татьяны какой-то бздык на причинение мне вреда,то она совсем не дура, чтобы сунуться туда, где повсюду охрана.

– А мы попросим охрану нам ңемного подыграть, а вам придется таки задержаться, Инна Кирилловна. Нам нужен стопроцентный повод посадить эту женщину,то бишь, и достаточно веский. Пока же нам нечего ей и предъявить толком, кроме насильственного удержания вас с дочкой, чему нет подтверждения, кроме ваших слов и повторных результатов экспертизы о причине смерти вашего мужа, которые также можно обернуть и против вас.

– И что вы предлагаете? Позволить чокнутой бабе напасть на Инну, чтобы доказательства были? - громыхнул над моим ухом молчавший пока Илья. – Вы рехнулись что ли?

– Я с удовольствием выслушаю ваши предложения, господин Горинов, если