– В каком смысле «что бы я сделал»?

– Если бы обнаружились существа, способные подчинять законы природы, использовать их, метить кости. Нам бы они показались волшебниками, не так ли? Если бы подобные создания существовали, у нас не осталось бы выбора, верно? Пришлось бы заполучить хоть одного на свою сторону. Найти такого, который защитил бы нас от всех остальных. Это всего лишь здравый смысл. И конечно, конечно, вам пришлось бы хранить все это в тайне.

– В тайне… Почему? – не понял Фарлоу. – Это попало бы во все газеты. Величайшая сенсация. Все равно что открыть жизнь на других планетах!

– В тайне, потому что мы говорим о жизни на нашей планете, о темных существах, скрытых с самого начала. В тайне, потому что люди, которые распространяются о подобных вещах средь бела дня, исчезают и бывают забыты. Мир имеет свои защитные механизмы.

Фарлоу сказал:

– Вы убили того летчика, так ведь? Заставили экипаж заснуть.

Моклир произнес самым ласковым и неубедительным тоном:

– Не говорите глупостей. Если бы мы умели делать подобные вещи, мы могли бы творить все, что угодно. Что угодно с кем угодно. Где угодно. И как бы люди этого избегали? Спать-то иногда надо. – Он расплылся в зубастой улыбке. – И если бы мы могли делать подобные вещи, кто захотел бы оставаться на нашей стороне, а?

Фарлоу наступил на крест. Моклир сказал:

– Добро пожаловать на борт, юнга. У нас есть вступительный бонус, если порекомендуешь еще одного соискателя.

VI

Позже, сняв маску, позволявшую ему выглядеть по-человечески, дабы прохладный бриз проветрил мех на настоящем лице под ней, Моклир (его настоящее имя было Мак-и-Ллейрр, но он устал от того, как люди его коверкали) сидел, заполняя оставшиеся документы. Свет не горел (он ненавидел человеческие фонари), а его глазам вполне хватало лунного блеска. Искусству чтения и письма он выучился давным-давно у пленного моряка, которому дарили лишние сутки жизни за каждый день, в который он учил Моклира чему-нибудь новому.

Он писал: «Испытуемый охотно поцеловал задний проход статуи Бафомета, но отказался плюнуть на экземпляр США, когда его об этом попросили. Субъект слишком любопытен и слишком умен и может впоследствии оказать сопротивление организации».

Моклир нахмурился и принялся грызть ручку острыми белыми зубами. Ему надо было собрать квоту, а отдуваться за поставку Уэнтворту или двору Настронда некачественных рекрутов не хотелось. Он принялся строчить дальше:

«Соответственно, рекомендуется отправка субъекта в "горячие" точки КОНША (Континентальных Штатов Америки), где от него потребуется открывать огонь по мирным жителям или совершать иные действия, которые более прочно свяжут его с движением. Включите его в операции по Эвернессу, но не позволяйте действовать за пределами досягаемости "наставников". Однако при условии ослабления верности субъекта его нынешнему королю он может быть переведен в резерв для пополнения офицерского состава».

Спохватившись, Моклир зачеркнул слово «королю» и написал над ним аккуратными мелкими буквами: «республике».

Его лапа заколебалась над графой для заметок интервьюера, где значилось: «По прибытии соплеменника перевести в оболочку. Да/Нет».

Его народ на самом деле не мог похвастать избытком храбрости и точным выполнением приказов. К тому же, в отличие от смертных, тюленидов связывали законы магии. С другой стороны, Моклир видел подружку Фарлоу, и она показалась ему весьма привлекательной, так что, если парня заменить, коллега в его шкуре неплохо проведет время…

Он обвел кружочком «да».

Затем поднял документ к лунному свету, довольно оскалившись. Есть.

Моклир взял очередной бланк из лотка с входящими документами. Высота бумажной стопки не удивляла его. Если из тысячи человек только одного удавалось склонить к предательству, то шансы набрать пятьдесят рекрутов при исходных пятидесяти тысячах оценивались выше средних.

Фокус заключался в том, чтобы отобрать эти полсотни, не привлекая внимания пятидесяти тысяч честных людей. Хотя, имея в руках Виндьямарский планетарий и сверяющихся по звездам пленных астрологов, да еще чародея, заглядывающего в сны, дабы выведать тайные страхи и слабости кандидатов, риск ошибки сводился к минимуму.

Покончив с бумажной работой, Моклир извлек маленькую глиняную трубку, набил ее табаком из кисета и, натянув на минутку человеческое лицо, чтобы зажечь спичку (огонь не казался таким страшным, если смотреть на него человеческими глазами), устроился насладиться одним из многочисленных пороков, приобретенных за время ношения смертной оболочки.

Он снял человеческое лицо и позволил ночному ветерку из окна ласкать свой черный мех. Откинув узкую голову назад, он выпустил в потолок изящное дымное колечко.

Даже если вызов поступит сегодня (а он, честно говоря, допускал такую возможность), для небольшой операции людей у него хватит. Они будут выглядеть как солдаты армии США, в соответствующей униформе и с соответствующим флагом. Большинство в его подразделении до сих пор составляли люди типа Фарлоу, которые продали души и понимали это, сознательно предавая свой мундир. Но некоторые – поглупее, вроде Кука – вполне способны убедить себя, что по-прежнему каким-то образом остаются верными солдатами собственной страны.

Таков был обычай его народа: пусть враг сражается с врагом, брат восстает на брата, человек убивает человека. Невинный либо убьет невинного, либо расстанется с жизнью. В этом-то самая прелесть! Не важно, сознают ли предатели измену – люди, в которых они стреляют, все равно умрут, каждый порядочный военный запятнает свою честь, и ни один человек доброй воли не рискнет довериться тем, кому только и нужно доверять. Таков обычай.

VII

Позже по определенным знамениям Моклир заключил, что следует ожидать посещения. Когда луна зашла за облако, пустую комнату заполнили черные тени. Он почувствовал холодное прикосновение страха и понял – это из-за того, что он смотрит на темноту смертными глазами. Мананнан стянул человеческое лицо с черного меха.

Тонкая и высокая черная тень, заключенная в костяной доспех, маячила в самом дальнем от окна углу, словно была там всегда.

– Ну? – проворчал Моклир. Раздался холодный голос:

– Сегодня. Убийца Белого Оленя поднимается.

– А стражи? Если они подуют в свой проклятый рог…

Но голос у него сел от страха при одной мысли об этом, и он не договорил. Ему не хотелось сгореть заживо, навсегда, в безжалостном и сияющем свете.

Неживой и лишенный дыхания голос продолжал:

– Рог находится в доме, куда может войти только смертный. У тебя есть смертные люди?

– Люди у меня имеются, и самые что ни на есть смертные. Где?

– Мэн. Ты знаешь это место?