Выждав примерно полчаса постоянных причитаний, Шерлок воспользовался секундной передышкой и заверил, что готов возместить все убытки. Это вывело разговор в новое русло, и еще через полчаса они пришли к выводу, что Филипп будет приходить в салон еще две недели – он будет мыть полы, протирать пыль и расчищать снег на дорожке, ведущей к двери.

Шерлок ожидал, что племянник начнет возмущаться и оправдываться, но он лишь стоял, не говоря ни слова. Это поведение должно было его озадачить или хотя бы насторожить, но злость, досада и разочарование заглушили все прочие чувства, так что он не обратил особого внимания на пассивность Филиппа.

Даже многочасовые перелеты не утомляли его так, как вымотал один разговор, во время которого ему пришлось раз десять приносить извинения и выслушивать одни и те же слова.

«Все воскресенье было безнадежно испорчено», «А сколько денег мы потратили на художника!», «Теперь мой салон вызывает только смех, а ведь я вложил в него столько денег», – старый приятель не уставал расписывать в красках размеры и тонкости понесенного им ущерба.

Домой они возвращались пешком, в полном молчании и без настроения. Шерлок боялся заговорить с Филиппом, зная о том, что стоит ему сказать хоть слово, и он уже не сможет остановиться. Ему не было известно, насколько сильно Филиппу досталось от Ирены, но его удар явно оказался бы куда больнее. Поднимать руку на племянника ему не хотелось, и дабы позже не мучиться совестью, Шерлок старательно боролся с желанием начать неприятный разговор.

Ирена открыла им дверь в одиночестве – София осталась в своей комнате. На это тоже стоило обратить внимание, но у него уже ни на что не оставалось сил. Он чувствовал себя раздавленным, сердитым и абсолютно беспомощным человеком, об которого только что вытерли ноги.

Не принимая ванну и даже не пожелав поужинать, он отправился прямиком в спальню, где улегся на постель и долго думал, глядя в потолок. Что нужно сделать, чтобы Филипп научился жить, как нормальный человек? Неужели слишком поздно? А что будет дальше, если оставить все, как есть?

Только когда Ирена вошла в спальню и включила свет, Шерлок осознал, что пролежал до самой ночи, не поднимаясь и почти не двигаясь.

– Дела совсем плохи? – тихо спросила она, усаживаясь перед зеркалом и распуская волосы.

– Нет. Он сам отработает все деньги, так что, может быть, чему-то и научится.

Она улыбнулась:

– Вот видишь, не все так страшно. Просто ты устал.

– Наверное.

– Тогда, возможно, мои новости будут не к месту, но я больше не могу терпеть. Честное слово, я уже пожалела о том, что завела разговор о вывеске. Я просто думала, что ты должен знать обо всем, что происходит, и не ожидала, что ты так рассердишься.

Он уселся на постели и, желая переменить тему, спросил:

– Так о чем ты хотела поговорить?

Ирена сделала глубокий вдох, и радостное выражение не сходило с ее лица.

Почему-то слова не потребовались – он и так понял, что она хотела сказать. Ее тщательно скрываемая гордость, почти триумфальная улыбка и взволнованная дрожь ладоней сообщили ему все необходимые новости.

Еще более удивительным было то, что она почувствовала это.

– Десять недель. Ты не представляешь, как много сил мне потребовалось, чтобы не сваливать тебе не голову все мои подозрения. Промучилась примерно месяц, и вот, только на прошлой неделе доктор сказал точно.

Все мысли просто вылетели из головы. Гнев и досада на Филиппа отошли на задний план, но осознать и обрадоваться новым известиям он еще не успел. Шерлок выпрямился и просто уставился на жену, которую явно пугало такое поведение.

– Значит, еще один ребенок?

Он кивнула, пытаясь не рассмеяться от радости. Чтобы скрыть улыбку ей даже пришлось закусить губу и отвести взгляд.

– Разве ты не рад? – спросила она, когда молчание стало слишком угнетающим.

– Я… конечно, я рад. Просто дай мне время свыкнуться с этой мыслью.

Она кивнула:

– Хорошо, я не тороплю. По правде говоря, я думала, что ты будешь счастлив…

Итак, момент, к которому она так долго готовилась, был безнадежно испорчен. Сколько терпения ей понадобилось для того чтобы сдержаться и не выложить все вчера вечером! Ирена знала, что в вечер приезда Шерлок обычно бывал слишком усталым, и поэтому она не стала нагружать его новостями, боясь, что он может неправильно их воспринять. Днем рядом с ними постоянно кто-то был, отвлекая внимание на себя. Шерлок стал тщательнее следить за Софией, и пока она была в поле зрения, он старался по мере возможности замечать все, что она делала. Поэтому в дневное время Ирена также терпела, воздерживаясь даже от намеков. Чтобы отвлечься, она стала рассказывать ему о том, что происходило на прошлой неделе, но она никак не ожидала, что из-за этого все ее планы испортятся окончательно.

Во всем виноват этот Филипп – непослушный, злобный и упрямый мальчик, от которого одни проблемы. Ирена улеглась в постель и потушила свет, уже не надеясь на то, что муж скажет хоть что-нибудь. Горькое разочарование готовилось вырваться слезами, но в этот момент он пошевелился, поворачиваясь к ней.

– Я счастлив стать отцом второго ребенка, – прошептал он. – Если бы не ты, я бы, наверное, вообще сошел с ума.

Она мечтала не о таких словах, но сейчас ей показалось, что ничего лучше и придумать было нельзя.

Филипп лежал лицом к стене, не поворачиваясь и не шевелясь. София сидела на своей кровати и смотрела на его спину, не зная, как правильнее поступить. Она знала точно, что испорченная вывеска была не его работой, но теперь все это уже не имело значения. Два дня назад они пережили настоящий ад – по крайней мере, для Софии все так и было. Тетя закатила такой скандал, которого они еще не видели в своей жизни. Она то плакала, то кричала, то угрожала, то оскорбляла, то опять принималась лить слезы.

«За что мне это? Почему вы меня позорите, что я вам такого сделала? Может быть, вы хотите другую тетю? Вот, что я вам скажу, другой тети у вас все равно нет, так что вам придется смириться со мной. А пока вы живете в этом доме, я не потерплю таких безобразий! Зачем ты разрисовал вывеску? Отвечай, ты неблагодарная скотина!».

София даже сейчас невольно зажала уши, хотя голос звучал только у нее в голове. Тетя обозвала Филиппа скотиной. Она вообще много чего кричала ему, но именно это слово врезалось в память девочки, впившись в оголенные нервы раскаленной стрелой. А потом тетя начала бить Филиппа. Она била его всем, что попадалось под руку, и гоняла его по всему дому, выдирая из его головы волосы и бросая в него разными вещами. Почему она стала такой злой? Раньше она только плакала и сидела с каменным лицом, отчего София начинала чувствовать себя виноватой. В те времена она подходила к своей тете, обнимала ее колени и начинала просить прощения, несмотря на то, что Ирена отталкивала ее, говоря: «Уйди, я хочу побыть одна».