Наконец заштопанный и перевязанный старик убрался, но поперли другие. Пара придурков, которым требовалась первая помощь, за ними мамаша с младенцем, тараторившая по-испански. Казалось, обо мне забыли. Возможно, я задремала и пришла в себя, когда она участливо обняла меня за плечи, спрашивая, есть ли мне куда пойти? Я сказала, что есть, и поинтересовалась, кто она такая: монахиня или еще кто? Тринидад сказала, что лучше называть ее сестрой, потому что настоящие монахини живут в монастырях, а она и остальные из ее ордена — в миру. Она и орден назвала, но мне это ничего не говорило: сомневаюсь, чтобы у нас в округе Калуга имелись хоть какие-нибудь сестры или монахини. Она ждала, когда я уйду, но мне почему-то не хотелось уходить от нее. Впрочем, что значит «почему-то»? Как раз это вполне понятно — Святой Дух впервые прикоснулся к пеплу, спрессованному вокруг моего сердца. Я указала на ее значок и спросила, что означает эта надпись. Значок представлял собой золотой крест на белой эмали с красным кровоточащим сердцем посередине, буквами UVIM на четырех концах креста и буквами SNSBS и FAM по золотому ободу.

Она пояснила, что это первые буквы слов «Общество сестер милосердия Крови Христовой» и «Fidelis ad Mortem», а остальные буквы обозначают девиз, которому они следуют, — «Ubi uadimus ibi manemur», то есть «Преданные до смерти» и «Куда мы приходим, там остаемся». Должно быть, непонимание было написано на моей физиономии, потому что она сочла нужным растолковать: когда они решают отправиться куда-то и позаботиться о людях, они не оставят их, даже если им самим будет грозить смерть. Меня заинтересовало, неужели кому-то из них и вправду пришлось умереть, и она ответила, что таких наберется около сотни. В Майами? Она издала удивленный смешок, потом как-то странно, на восточный манер закрыла лицо руками и попросила у меня прощения. Нет, в других странах. Мы специализируемся в помощи людям, пострадавшим от войны, объяснила она и спросила, не хочу ли я пойти в больницу. Идти туда я отказалась и стала допытываться, что же она в таком случае делает в Майами, где нет никаких войн, не считая перестрелок между бандами торговцев наркотиками. Оказалось, что это у нее что-то вроде каникул или отпуска. У меня было много вопросов, например, что это за маленький бронзовый ангел, висящий у нее на шее, но, хотя она не выглядела раздраженной или что-нибудь в этом роде, я ощутила исходившие от нее флюиды и поняла, что надо уходить. Тринидад вручила мне пакет с толстыми гигиеническими прокладками. Подумай о себе, Эмили, сказала она, и Господь благословит тебя. Она посмотрела на меня, и я почувствовала, что она видит меня насквозь, как, мне казалось, мог делать Рэй Боб, но вместо плохого сумела рассмотреть как раз хорошее. Это невероятно удивляло, поскольку в то время я вообще не думала, что во мне есть хоть что-то хорошее. Наружу я вышла с мыслью, что, если не считать Персиваля Орни Фоя, эта сестра самый интересный человек, когда-либо мне повстречавшийся.

На время служебного расследования Паз получил административный отпуск. За результаты вроде бы волноваться не приходилось, поскольку имелась пушка убитого, гражданская свидетельница (Лорна Уайз), полностью подтвердившая объяснения детектива, а тот малый оказался хорошо известным местным уголовником Амадо Кортесом, Додо Кортесом, как называли его подельники и копы, знавшие этого типа как головореза и рэкетира, державшего под контролем мелких наркоторговцев. Пару раз его арестовывали по подозрению в убийстве, хотя привлечь к суду так и не смогли, а один раз засадили-таки в тюрьму на тридцать шесть месяцев за нападение, отягощенное попыткой убийства. Вдобавок он был белым кубинцем, а потому его мог застрелить коп с любым цветом кожи, не опасаясь бури негодования со стороны общественности.

Первый свободный день временно отстраненный от исполнения обязанностей Паз проводил с Лорной Уайз, тоже взявшей выходной, которая созвонилась с ним с утра пораньше, а потом отключила свой телефон. Он удивился раннему звонку, но подъехал без промедления, и теперь они сидели на ее маленькой террасе под манговым деревом и попивали чай на манер старых друзей, хотя отнюдь таковыми не являлись, но нечто уже подспудно выстраивалось между ними.

Она спросила, не возникло ли у него проблем, и он объяснил, что произошедшее называется «чистым выстрелом».

— «Чистый выстрел», что это за выражение? — поинтересовалась Лорна.

— Противоположность «грязному». Например, когда старушку убивают выстрелом в спину, потому что копу показалось, что она буйнопомешанная с пушкой, вознамерившаяся напасть…

— А такое случается?

— В Майами? Чаще, чем следовало бы. Сейчас у нас проходит судебный процесс над группой детективов, организовавших что-то вроде «эскадрона смерти» для отстрела плохих парней. Кстати, как ты себя чувствуешь?

Он заметил вокруг ее глаз морщинки, как будто она вот-вот заплачет.

— Ну, я чуток не в себе. До сих пор у меня на глазах никого не убивали. Честно говоря, я вообще покойников не видела, не считая мамы. — Она сделала долгий, глубокий вдох. — А ты, наверное, видел.

— Многократно. — Он помолчал и хитро улыбнулся. — Что ты предпочтешь услышать: что к этому невозможно привыкнуть или что спустя некоторое время это перестает волновать?

— А как на самом деле?

— А правда, как на самом деле? Понимаешь, все зависит от состояния и вида трупа. Одно дело, когда видишь трехлетнего ребенка, провалявшегося неделю в картонной коробке в августовскую жару, а другое — свеженького гангстера, которому пуля угодила в ухо.

— А как насчет убийства? В этом случае что от чего зависит?

— Тут у меня, честно сказать, опыт маловат. Я убил всего двоих, включая твоего парня.

— Другой, кажется, был убийца-вуду?

— Ага, он самый, — произнес Паз тоном, который закрыл эту тему, как крышку люка подводной лодки.

— Вот что нам не мешало бы обсудить, — заявил он, отпив еще чаю, — без протокола, неофициально. Я заметил, ты прибрала ту тетрадку, которую уронил твой парень. Тетрадку Эммилу.

— Пожалуйста, перестань называть его моим парнем, словно у меня с ним было свидание.

— Извини. С юридической точки зрения твой поступок нарушил целостность обстановки на месте преступления.

— Неужели? Странно, но мне показалось, что ты ничего не сказал об этом своим коллегам. А ведь с юридической точки зрения это не что иное, как сокрытие факта нарушения целостности обстановки на месте преступления, и даже, страшно сказать, соучастие в таковом нарушении.

Паз изогнул брови на манер Граучо.[12]

— Да, мы с тобой парочка закоренелых преступников, тюряга по нам плачет. А ты собираешься дать мне прочесть этот опус?

Она поставила на стол свой холодный чай и отошла, сопровождаемая оценивающим взглядом Паза. Его самого несколько смущало, что он, при всей начитанности и воспитании, в первую очередь оценивал женщину по заднице, каковая у Лорны Уайз была просто потрясающей, хотя она, похоже, понятия не имела, как ее должным образом преподнести. На самом деле ему еще не встречалась женщина, настолько не умевшая подать себя, хотя ее тело не портила даже отнюдь не сексуальная одежда: гэповские бермуды цвета хаки и светло-голубая, свободная, но не скрывавшая интересных выпуклостей футболка. Против скромности Паз ничего особо не имел, но находил странным, если кто-то стесняется того, чего стесняться не стоит. А она, если приглядеться, даже плечи наклоняет вперед, словно для того, чтобы спрятать грудь. Чудно, но в каком-то смысле интересно.