На этом история закончилась, но Трояновский на всю жизнь запомнил, каких усилий ему, помощнику главы правительства, стоило добиться истины в отношениях с КГБ. Обычный советский человек был беззащитен перед тайной властью системы госбезопасности. В его досье делалась пометка, и ничего не понимавшего человека лишали работы — это как минимум.

Академик Милица Васильевна Нечкина, обласканная советской властью, описала в дневнике, какой страх охватил ее, когда весной 1962 года ей позвонили из КГБ:

«Внезапно звонок:

— Говорят из Комитета госбезопасности…

Смятение! Ужас! В чем дело?

Нежный голос (женский):

— Пожалуйста, прочтите нам доклад о Герцене на нашем вечере 4 апреля.

— Знаете, я очень занята. Как раз, возможно, в этот вечер заседание…

— Да, да, нам все известно (соврали, заседание назначено на другой день).

Пришлось согласиться. Объясняю, как приехать за мной: во дворе, 2-й подъезд, подниметесь на 6-й этаж…

— Да, да, мы все это знаем (и это знают!).

Прочла — как же можно было отказаться?!!»

Всего три года Шелепин возглавлял КГБ. Эту должность Хрущев не считал достаточно важной, чтобы долго держать на ней перспективного человека. А относительно Шелепина у него были далекоидущие планы. На XXII съезде партии в октябре шестьдесят первого Никита Сергеевич ввел Шелепина в состав высшего партийного руководства. Прямо во время съезда Хрущев вызвал его к себе:

— Вы достаточно поработали в КГБ. На организационном пленуме ЦК после съезда будем вас избирать секретарем ЦК.

А кому быть руководителем комитета госбезопасности? Шелепин убедил Хрущева сменить гнев на милость в отношении Семичастного, который стал жертвой искусной аппаратной интриги. А начиналось все хорошо.

Когда Шелепина в декабре пятьдесят восьмого внезапно перевели в КГБ, его место в ЦК партии столь же неожиданно занял Семичастный.

Владимир Ефимович искренне отказывался:

— Рано мне. Я еще и в ЦК комсомола первым секретарем всего ничего пробыл.

Хрущев сказал ему:

— Мне нужно, чтобы вы привели с собой на партийную работу новых людей из комсомола. Мы их не знаем, а вы знаете.

В тридцать пять лет Семичастный возглавил отдел партийных органов ЦК по союзным республикам, то есть стал главным кадровиком, и рьяно взялся за дело. Он не только хотел утвердить себя в новой роли, но и серьезно перетряхнуть секретарский корпус. Но просидел в этом кресле всего полгода.

Под руководством Владимира Ефимовича в отделе ЦК подготовили записку «О подборе и расстановке кадров в партии и государстве». Речь шла о необходимости обновления и омоложения партийных кадров. Семичастный показал, что идет застой, кадры стареют, а резерва нет, потому что если первому секретарю обкома или райкома обычно пятьдесят — пятьдесят пять лет, то второму секретарю, который теоретически должен прийти на смену, шестьдесят.

Записка широко распространилась в аппарате. Кого-то стали оформлять на пенсию, кто-то засобирался сам. При Хрущеве выдвинули большое количество молодежи. Это пугало и раздражало старшее поколение аппаратчиков, потому что разница в возрасте достигала двадцати лет. Но и молодежь вела себя неумно: не скрывала своего торжества и далекоидущих планов.

Внутри ЦК возникло мощное недовольство действиями нового завотделом: записка Семичастного — «это удар по опытным кадрам, растеряем лучших секретарей». Михаил Андреевич Суслов был недоволен:

— Вы только пришли и уже разгоняете старые кадры?

Это позволило опытным аппаратчикам избавиться от Семичастного. Его отдел проводил комплексную проверку республиканских партийных организаций.

В процессе проверки выяснилось, что в стране существуют сложнейшие национальные проблемы. Только говорили о них за закрытыми дверьми, да и фактически ничего не предпринималось для их решения.

На заседании президиума ЦК рассмотрели записку первого заместителя Семичастного — Иосифа Васильевича Шикина «О результатах проверки работы в Азербайджанской парторганизации». Шикин руководил бригадой из дюжины работников различных отделов ЦК, которая выезжала в Баку.

Профессиональный военный политработник, он после войны получил погоны генерал-полковника и был назначен начальником ГлавПУРа. Это были тяжелые годы для армии, когда командные кадры, особенно связанные с маршалом Жуковым, подверглись репрессиям. Генерал Шикин сыграл в этом не последнюю роль. Его называли одним из гонителей Жукова. Шикин участвовал в заседании Высшего военного совета 1 июня 1946 года, когда по предложению Сталина Жукова сняли с должности главнокомандующего сухопутными войсками и решили «вопрос о т. Жукове передать для дальнейшего рассмотрения в партийном порядке в партколлегию ЦК ВКП(б)».

В 1949 году Шикина сделали начальником Военно-политической академии имени В. И. Ленина. В вооруженных силах перевод в академию — обычно шаг к пенсии. Но Шикина, напротив, из академии взяли в аппарат ЦК. Задачи были те же — контролировать кадры. Он быстро рос в должности — инспектор, заместитель заведующего, первый заместитель заведующего отделом.

Летом 1959 года Семичастный, которого всегда соединяли с Хрущевым, позвонил Никите Сергеевичу и попросил о приеме. Они пришли вдвоем с Шикиным, который изложил свои впечатления о поездке в Азербайджан.

— Вы уже к Мустафаеву подобрались! — разозлился Хрущев. — Да он один из лучших секретарей!

Имам Дашдамирович Мустафаев с 1954 года руководил республикой. Но Шикин доказывал, что бригада права.

— Будем слушать на президиуме, — распорядился Хрущев.

Шикин начал с обзора экономического положения Азербайджана, говорил о «запущенности» важнейших отраслей сельского хозяйства республики — хлопководства и животноводства. Кроме того, поголовье крупного рогатого скота в совхозах и колхозах уменьшается, а в личном пользовании растет. В результате в Баку нет молока.

— Вот куда мы идем, — горестно заметил Хрущев, внимательно следивший за докладом.

— В Азербайджане в личном пользовании имеется по две-три коровы, одна-две лошади, сорок — пятьдесят овец, — докладывал Шикин. — Поэтому человек смотрит на политику не так, как он должен смотреть.

Дальше он перешел к самому главному — к неприкрытому национализму политической элиты республики. Высшая номенклатура Азербайджана возражала против строительства газопровода Карадаг — Тбилиси, заявляя, что им самим газа не хватает. Один из бакинских руководителей сказал: «Газ — наш, азербайджанский, и мы не можем давать его грузинам».

— И это коммунисты? — возмутился Хрущев. — У них в факелах сгорает газ, а дать газ грузинам и армянам — ни за что. Позор!

21 августа 1956 года был принят закон о придании азербайджанскому языку статуса государственного. После этого бакинские власти потребовали во всех учреждениях перейти на азербайджанский язык. А в самом Баку в конце пятидесятых две трети населения составляли не азербайджанцы. Чиновников, не владеющих азербайджанским, меняли. На все видные должности ставили только азербайджанцев.