Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дернувшись, ловлю ее руками. С силой сжимаю, не позволяя отстраниться. Только после этого едва ли не со стоном тяну губами воздух. Заливает глаза. Обжигает огнем. Просто кислород не проходит. Просто задыхаюсь. Просто физически плохо… Блядь, наебываю. Конечно же, наебываю. Сам себя. Из-за Любомировой все это. Чтобы скрыть тремор в руках, все крепче ее сжимаю. Трещим двухсторонне.
Я охреневаю.
Потому что не был готов. Потому что думал, что выше уже некуда. Потому что… Это, мать вашу, самое весомое и мощное, что мне когда-либо доводилось принимать.
Кислота проливается из глаз двумя узкими выжигающими бороздами. Перехватывая Варю одной рукой, быстро смахиваю с лица гребаную хрень. Только после этого нормально вдыхаю и, наконец, выравниваю вентиляцию.
Чувствую, что уже готов ее отпустить. Однако Любомирова теперь сама не отпускает. Обнимая, гладит в довесок к этим разрывным словам как-то особенно ласково. Прочесывает ногтями затылок, вызывает мурашки. Ладно, с ними я уж точно могу справиться. Тяну дополнительную порцию кислорода, рвано выдыхаю и, вновь неосознанно стискивая Варю, прижимаюсь губами к изгибу ее шеи. Усиливаю контакт. Вдыхаю.
– Не могу так сказать… – голос тотально виляет. Принимаю это и сходу продолжаю. – Ты же знаешь, что все взаимно… Просто так сказать не могу. Не обижайся, хорошо? Я тебя даже больше… Больше, чем это ебучее слово. Веришь мне?
Любомирова вздыхает. И даже в этом я улавливаю разочарование.
В голосе в разы гуще оно, хоть она и пытается скрыть:
– Ладно. Верю.
Не знаю, что еще сказать ей. В голове одни маты. Нутряк вдребезги.
– Погнали. Заправимся, – не взглянув в лицо, подбрасываю Варю, чтобы обхватила ногами, и тащу ее в кухню.
Там тоже делаю вид, что все нормально. Сажаю ее на стол и, метнувшись к холодильнику, быстро выкладываю все, что находят глаза.
– Кир… – тихо зовет Любомирова. – Посмотри на меня уже.
Застываю у открытой дверцы. Собираюсь с силами, блядь. Направляя на нее взгляд, вроде как ухмыляюсь. На самом деле – дух захватывает. Снова шпарит грудь кипятком. Ползет дальше. Долбаное сердце отекает и под воздействием своей одуряющей тяжести ухает вниз. Нормально, ниже члена не упадет. А тот уже подскакивает и отбивает потерявшийся орган обратно. Пинг-понг, короче.
Странно, что визуально не трещит. Высекает искры конкретно, пока смотрю на Варю.
«Я люблю тебя, Кирилл…»
Она это сказала. Именно это сказала. Именно так. Мне. Меня. Любит меня. Любит. Любомирова любит меня.
«Я люблю тебя, Кирилл…»
Что может быть круче? Вышка же. Максимум, о наличии которого я никогда даже не знал. Никто никогда не любил меня. Никто и никогда. Этого слова просто не существовало в моей жизни. А сейчас оно есть. И оно такое огромное. Всепоглощающее. Огненное. Незаменимое.
Выполнив череду машинальных действий, бросаю все и иду к Варе. Она вздрагивает, когда между ног пробираюсь. Ничего такого не требую. Странно, но не до секса, хоть и привстает. Ее взгляд, запах, уникальное тепло. Это скорее физика сейчас – пористое тело, наполненное кровью дубеет и подрывается. Как-то так, в общем. А рулит ведь химия – она прорезает и долбит грудь. Дергаю Любомирову к краю, только затем, чтобы притянуть к себе. Целую, потому как это уже инстинкт, когда вижу ее губы. Прихватываю слегка, она уворачивается. Упираясь ладонями мне в плечи, смотрит в глаза.
– Насчет моего плана… Я серьезно, Кир! Нам нужно учиться, работать и поддерживать социальные связи. Иначе в таком ритме, как сейчас, мы в самом деле двинемся.
– Ты слишком умная, – выдыхаю я с откровенным сожалением.
Варя пару секунд таращит на меня глаза. А потом вдруг смеется.
– Это вообще-то достоинство!
– Ну да… – соглашаюсь, неосознанно лапая ее бедра. – Но иногда мешает.
– Кому мешает?
– Мне.
– Ну, Бойка… Тебя же самого угораздило! Я ни при чем, – дразнится и веселится.
Мне в разы легче, когда она такая.
– Вообще ни при чем? – включаюсь в тон. – Я думаю, это сработало с двух сторон. А потом уже вырубило.
Варя смеется и мотает при этом головой.
– Кого вырубило? Или что?
– Все же, Центурион. Все, на хрен, накрыло.
– Ну и хорошо! Круто! Кайф!
– Ништяк!
– Но завтра…
– Завтра, Варя?
– Завтра мы попробуем вернуться к нормальной жизни. Обещай!
Тяну недовольно воздух. Скриплю зубами.
Однако…
– Обещаю.
Тогда я тоже тебя иногда буду так называть…
© Варвара Любомирова
Мы действительно стараемся. И хоть сердцем я каждую секунду рвусь к Бойке, социализация меня успокаивает. Возможно, когда я проводила годы и месяцы на домашнем обучении, работа с психологом оставила своеобразный отпечаток. Наверное, я придаю этому чересчур большое значение. Если здоровье позволяет, рвусь к людям. Испытываю крайне сильную потребность в активной общественной деятельности, в какой-то устойчивой, чаще всего лидерской позиции. Быть услышанной, заметной, полезной. Исключением являлся лишь период, когда я страдала без Бойки. Но сейчас все иначе. Я выхожу утром из своей комнаты, зная, что он встретит меня у общежития. Я слушаю лекцию, читаю доклад на семинаре и вступаю в дискуссию на коллоквиуме, непрерывно держа в мыслях то, что все это скоро закончится, и я увижу Кира.
Он мой.
Мы не афишируем наши отношения. То есть никаких прилюдных поцелуев, как я и просила. Но когда Бойка появляется в противоположном конце коридора, я сама срываюсь и несусь к нему. Он, такой крутой и красивый – самый лучший, смотрит только на меня! Улыбается в этот момент мне одной! Ловит и крепко прижимает. Самое откровенное, что себе позволяет – целует мои волосы.
Мое сердце набирает объемы и мощь. Вытесняя все, распирает грудную клетку. Чувствую его везде, в каждом уголке своего организма.
– Я люблю тебя, – выдыхаю нашим особенным шепотом непосредственно Киру в ухо. Для себя и для него. Когда-то же он сможет сказать эти слова. Верю. И снова для него, чтобы ему было что отражать: – Я тебя все!
Глаза в глаза. Треск молний. Огонь вокруг. И движущиеся разноцветные пятна вместо людей.
Меняемся. Его губы у моего уха. Сердце тормозит в ожидании ответа. Я прикрываю веки, наслаждаясь этим потрясающим моментом.
– И я тебя все.
Кипит адреналин. А радость вырывается из горла смехом.
Возобновляя зрительный контакт, довольно трясу стянутыми в хвост волосами.
– Все на свете? – уточняю уже громко.