Плохо мне.

Ну и каким чудом я здесь оказалась?

Чудо возлежало на мусорной куче в позе египетского сфинкса. Чудо было несколько менее величественным, потому что густо пускало слюни.

Это для стороннего человека все нукты на одно лицо. Точнее, жуткую морду. А я только в обмороке могла перепутать его с Аджи. И даже не оттого, что он оказался где-то на полметра меньше в длину. Другая форма плечевых выростов, челюстных лезвий, шипов на хвосте. Другая пластика. В Аджи была взрослая суровость, а этот — лёгкий и подвижный, движения не экономит.

— Эй, парень, — окликнула я.

Он вприпрыжку слетел с кучи. Обнюхал меня. Толкнул мордой в живот.

— Ты кто?

Я вполне определённо задала вопрос. Но нукта не понял. Склонил голову набок. Фон его был насквозь весёлый и счастливый. Такая-хорошая-теперь-хорошо-я-хороший. Ментальные образы, доставшиеся мне, содержали только какие-то коридоры и комнаты, полные затхлого запаха и плохих мыслей. Единственно ценным был показанный мне путь нукты со мной. Когда я потеряла сознание, он почувствовал, что к нам идёт охрана. Много. Он уже имел дело с местной охраной. Он подумал, что убьёт много и убежит, а потом опять убьёт много. Но я не могла бегать. Надо было меня унести. Тогда он унёс меня и никого не убил. Хорошо бы вернуться и убить всех.

— Вернёмся и убьём, — пообещала я вполне честно.

Он нёс меня через крышу, а потом в лесу. Недолго. Нашёл ещё раньше место, где можно спрятаться, но люди близко.

— Ты замечательный! — сказала я и сунула руку под его нижнюю челюсть.

Реакция меня удивила. Нукта прямо-таки сомлел. Даже лапы ослабли у бедняги. Он блаженно чирикнул и слёг на землю, вытянув хвост палкой. Надо же. Давно не ласкали?

Откуда ж ты взялся такой?

— Тебя зовут-то как?

Вместо ответа — какие-то ветки, ручей в лесу. Очень горячая от солнца железная крыша. Взгляд с крыши — идут люди. Взрослые и совсем крохи. Вот сидит хорошая, спасённая. Она его звала. Она ему почесала шейку. Очень хорошая. Пусть ещё!

Я засмеялась. Снова запустила руки под острые, молодые лезвия нижней челюсти. На нукте не виднелось ни одной белой полоски-шрама. Антрацитовая тень. И все режущие выросты — бритвенной остроты. Он совсем молоденький. Сколько лет в точности, скажет только мастер, но не больше десяти.

— Какое у тебя имя?

Вкусный запах летнего леса. Нежная, сочная еда. Косточки хрусткие. На мху мягко лежать. Гораздо лучше, чем в тесных домах. В домах много углов. Но одному скучно. Его всё время тянет посмотреть на людей. Вот теперь есть хорошая. Хорошо.

— Хорошо, — согласилась я. — Как тебя зовут, я всё равно никогда не догадаюсь. Поэтому я буду звать тебя Малыш. Согласен?

Он был согласен.

Хотя какой он малыш… Полного роста, конечно, не достиг ещё, но уже больше четырёх метров.

У хорошей белая голова. Совсем белая. Ни у кого нет такой хорошей. Хорошая хочет покушать?

Ужасно хочет.

Малыш метнулся куда-то мне за спину. Сейчас принесёт кролика… то есть ушана или ласку. Или ещё какого местного зверя. Только как я его буду есть? Шкуру с добычи Малыш для меня сорвёт. Может, здесь найдётся зажигалка? Хотя бы на один щелчок. Обойдёмся без соли… и где я собираюсь искать зажигалку?

Я размышляла, что мне делать с сырым мясом, когда вернулся Малыш.

Вот это да!

Ящик шоколада и пластиковая бутылка с колой. Ящик чудо тащило в пасти, а бутылку — в левой передней лапе; пальцы у нукт достаточно длинные и гибкие, чтобы взять предмет, но он додумался не только взять, но ещё и не проткнуть при этом бутылку когтями. Передвигалось чудо на задних лапах, балансируя хвостом. В получающейся при этом походке было что-то прямо-таки модельное. Смешно, сил нет.

А где-то рядом, похоже, свалка продовольствия. Малыш помнил, что едят люди. Понятие свалки было ему незнакомо, для нукты, способного питаться любой органикой, срока годности не существовало, и он удивился, почему люди кидают свою еду просто так.

Для меня-то это отрава. Но есть очень хочется.

На всякий случай я поглядела срок годности. Надо же, ещё одна удача на сегодня, маленькая, но приятная. Это был хороший супермаркет. Очень хороший. Последний день срока.

Съев пару шоколадок поприличнее, я почувствовала, что в меня больше не лезет. Посмотрела на оставшуюся пригоршню дешёвых.

— А этот фокус ты знаешь?

О, это великий фокус! После него особо чувствительным зрителям случается подсовывать пакеты, а не особо чувствительные начинают бешено аплодировать и орать «а теперь поцелуйтесь!».

Я сорвала обёртку и взяла батончик зубами за узкий край.

Малыш подобрался ближе, сел, обернув хвостом лапы как кошка, и медленно, очень осторожно взял батончик языком.

Я засмеялась, и он запрыгал от восторга.

Чудо какое. И правда, чудо. Явленное с небес для спасения меня. Вот только откуда он взялся на самом деле? Где его оператор?

— Где твоя подружка?

Малыш что-то сказал и потёрся лбом о моё бедро.

Я постаралась как можно проще объяснить мыслями. Питомник. Мастер Дитрих — Малыш наверняка должен его помнить. Кесума. Анжела. Кто пришёл потом? Кого Малыш увидел и выбрал, чтобы подружиться?

Вот сидит хорошая. Она покушала. Малыш очень доволен.

Я потёрла лоб.

Если та неведомая мне экстрим-оператор мертва, её могли убить люди Эндриса или сепаратисты. А её нукта, побродив по окрестностям города в одиночестве, услышал меня и решил прийти к другому оператору, чтобы помочь. Это теоретически возможно. Но… Трудно представить менее депрессивное существо, чем Малыш. Он только что за собственным хвостом не гоняется.

Если он просто сбежал из питомника. Даже вообразить не могу, как он перебрался через океан. И кроме того: не знаю, может быть, перекусывать наручники и вытаскивать бесчувственных людей из здания на Терре их учат ещё в питомнике. Но кто научил его брать языком шоколадку?

Ладно. Так можно голову сломать. А вот Дитрих должен знать. Во всяком случае, сможет узнать от самого Малыша. Мне в любом случае надо к Дитриху. То есть не лично к Дитриху, а в питомник. Это единственное более-менее безопасное для меня место. Возникают два вопроса: как я в таком виде пойду по городу и как я в таком виде заявлюсь восстанавливать себе индикарту. Мне же нужно взять билет на экраноплан.

Я посмотрела на солнце. Ждать не меньше восьми часов. Увы. Летом темнеет поздно. Лучший и самый простой выход — идти затемно. Со мной будет Малыш, шпаны бояться нечего. А в порту — я внезапно вспомнила — карта не нужна, можно ограничиться радужкой глаза. Вот только какой сейчас день? Вдруг экраноплан уходит сегодня?

Придётся идти сейчас. А ведь то, что Эндрис оборудовал свою мастерскую так близко от города, о чём-то говорит. Власти знают о нём. И попустительствуют ему.