— Не хотел раньше времени раскрывать все планы, но вижу без этого я не смогу уехать со спокойной душой, — притягивает к себе, заглядывая в глаза.

— О чём ты?

— Да вот… Срываешь мне полностью сюрприз, — улыбается довольный тем, что удалось меня заинтересовать и получить хоть какую-то положительную эмоцию за всё утро.

— Какой сюрприз Слав?

— Я отстраиваю дом… Ну как дом, «крепость» как говорит Стас, — смеётся. — Сейчас идёт стадия отделки, понадобится ещё около месяца, чтобы всё довести до ума… Строители пашут и днём и ночью…

— Дом? — переспрашиваю не веря своим ушам.

— Угу… Ну такой знаешь, четыре стены и крыша…

— Прекрати! — заражаюсь счастливая его смехом, расцветая внутри. — Дом для нас?

— Для нас Алиска… — ловит каждую мою эмоцию. — Только сразу хочу предупредить, что объект будет очень закрытый…

— Не поняла?

— Что-то вроде «билета в один конец»… — крепче сжимает в своих объятиях, уловив моё смятение. — Придётся сидеть безвылазно, вас будут охранять мои лучшие ребята… Но это же того стоит?

— Д..а… — только и выдавливаю из себя. Не такого конечно я ожидала услышать.

— И я смогу выбираться к вам почти каждый день без «хвоста»… — приводит Князев ещё один весомый аргумент.

— И сколько это будет продолжаться? — всё же мне не удается скрыть разочарования в голосе. Пытаюсь отстраниться, но Князев держит мёртвой хваткой.

— Сколько потребуется, — огорошивает полностью. — Посмотри на меня… Алиса! — прекращаю попытки высвободиться и поднимаю на него глаза полные слёз. — Это для вашей же с сестрой безопасности, ну чего ты куксишься? Каждый месяц срываться сюда у меня не будет возможности, пойми маленькая, я и сейчас должен находиться совершенно в другом месте, но выбрал тебя… Вас… Подставляю ребят, но выбрал — вас, ты слышишь? Ну рассуди сама, не ровен час, когда Котова вскроют и ты пойдёшь первая под раздачу… Котов, Шальнов — я всё улажу и заживём иначе… Поняла?

Слова Вячеслава я впитываю как губка, голова как компьютер раскладывает всю полученную информацию по полочкам, и вроде бы логичен весь этот сумбур… Но…

Какая-то добровольная тюрьма получается, с неопределенным сроком содержания…

Да и вообще… Содержание…

Кто я для него?

Мы ни разу не говорили о статусе наших отношений…

Хотя нет… Вру…

Я как раз таки говорила и признавалась ему в своих чувствах… А он… Ни разу!

Кто я для него?

Любовница? Содержанка? Новая игрушка?

В принципе для меня не было неожиданностью то, что он не обозначал наши отношения каким-то определенным термином… В бандитском мире не приветствовались штампы в паспортах и походы в ЗАГС…

Вроде головой понимала, но в душе я хотела маленькой сказки… Как же глупо! Господи…

Ладно, допустим я смогу пережить то, что стану его «любовницей/содержанкой/игрушкой», но я так же несла ответственность и за сестру…

Могла ли я так рисковать?

Одно дело находиться на воле, решать самой где оказаться завтра, а другое… Оказаться в замкнутом пространстве, где за тебя будут решать абсолютно всё…

И пусть это шикарный дворец и шикарная жизнь, но всё смахивало больше на то, что Князев методично загонял меня в клетку…

Или всё же нет? Всё же простая забота и желание быть рядом со мной?

Чёрт бы побрал эту паранойю…

— Алиса? — чуть встряхивает меня, возвращая в реальность. — Просто доверься мне маленькая, хорошо? — обезоруживает своими тёплыми объятиями и нежным поцелуем, который он оставляет на моих губах.

— Хорошо, — эхом отзываюсь, решая не препираться.

В конце концов как говорила героиня «Унесенных ветром» Скарлетт О`Хара — «Я подумаю об этом завтра»…

«Птица с шипом терновника в груди повинуется непреложному закону природы; она сама не ведает, что за сила заставляет ее кинуться на острие и умереть с песней. В тот миг, когда шип пронзает ей сердце, она не думает о близкой смерти, она просто поёт, поёт до тех пор, пока не иссякнет голос и не оборвётся дыхание. Но мы, когда бросаемся грудью на тернии, — мы знаем. Мы понимаем. И все равно — грудью на тернии. Так будет всегда»…

Коллин Маккалоу

«Поющие в терновнике»

Около двух месяцев спустя…

Никогда в жизни не задумывалась о том, что боль может так сильно ломать человека внутри — с хрустом, выворачивая буквально наизнанку и заставляя лезть на стенку с диким воем отчаяния…

Слёзы обжигают глаза — выжигая вместе с тем и душу, но я упрямо давлю их в себе в жалкой попытке справиться с очередной накатывающей истерикой, но уже через мгновение проигрываю — рыдания сами собой срываются с губ, а слёзы градом стекают по щекам…

Какая же ты жалкая Алиса…

Безмозглая и жалкая!!!

— Соня! — как только меня касаются чужие руки, я начинаю биться в ещё большей истерике. — Ты слышишь?! — сжимают меня словно в тисках, намертво пригвождая к постели и отсекая любую попытку к сопротивлению. — Коли нахер, она не успокоится…

Нельзя! Нельзя ко мне прикасаться! Не позволю!

Никогда больше не позволю!

Через несколько минут мою руку насильно вытягивают, мозг распознаёт запах спирта… Холодное растирание кожи и укол, боли от которого я практически не чувствую, ибо болит у меня всё тело разом, а укол… Лишь жалкая капля в океане…

На последних секундах до забвения, чувствую как чужие руки вновь меня укладывают на постель и заботливо накрывают одеялом…

Тьма… Гнетущая… Удушливая…

Не знаю сколько по времени продолжалась эта адская карусель: меня словно каждый раз резко окунали в ледяную прорубь, разом выбивая весь воздух из лёгких и парализуя тело холодной и сковывающей болью, а потом, когда я уже почти задыхалась, лишаясь живительного кислорода — меня заботливо укутывали в тепло, всего лишь одним уколом разгоняя по всему телу спокойствие и молчаливое смирение…

Осознанное пробуждение даётся с трудом — долго и мучительно, не сразу соображая что со мной и где я нахожусь…

Яркий солнечный свет бьёт по глазам ослепляя и заставляя щуриться, тем самым доставляя неимоверную боль, которая пульсирует молотом в висках…

Силюсь — привыкаю глазами к свету и осматриваю помещение: небольшая комнатка в срубе… Что это? Я в доме? Но чьём?!

Господи… Слёзы беззвучно стекают вниз… Отчаяние…

Спокойно… Надо просто успокоиться и вспомнить…

Сетчатая узкая кровать, на которой лежит моё измученное тело, рядом стоит капельница подключенная к моей руке, два стула, низкий комод и одинокая картина на стене с изображением миленьких полевых цветов…