и избирать «папского осла» или «дурацкого епископа». В 1563 году в Антверпене во время процессии в честь Богородицы даже разрешалось проехать на дурацкой колеснице. Праздники дураков были настолько популярны среди населения, что городские власти также начали их ежегодно устраивать.

В Генте ежегодно проводили парады, на которых, как, например, в 1527 году, шутовские короли, дворяне и кардиналы возглавляли целую процессию и изображали временный перевернутый мир. Эти короли и вельможи носили имена кварталов, площадей и улиц и возглавляли процессии по ним. Из-за того что в предыдущие годы парады иногда сопровождались насилием, на сей раз для праздника дураков были установлены ограничения. В частности, запрещалось принуждать зрителей к участию в играх, разжигать огонь после заката и скрывать лицо под маской. Оружие разрешили использовать только деревянное.

В 1551 году десятки профессиональных шутов собрались со своими игрушечными лошадками на площади Гран-Плас в Брюсселе, чтобы принять участие в огромном недельном шутовском турнире, в число зрителей которого входили штатгальтер Мария Венгерская и ее сестра Элеонора. В течение той недели на Гран-Плас проводились шутовские турниры и поединки, разыгрывались спектакли, и дураки воспроизвели для публики церемонию присяги на верность Филиппа II герцогству Брабантскому в Лёвене, которая состоялась в 1549 году. Избранный королем дураков мог получить денежную награду. Атмосфера подобных праздников зачастую была настолько буйной, что зрители предпочитали держаться на безопасном расстоянии, чтобы не получить по голове шутовским жезлом-маротом. Тех, кто возмущался, ожидал риск угоститься «обратной стороной дурака» и увидеть голый зад шута.

Высказывания непристойного и сексуального характера являлись частью сложившегося лексикона перевернутого мира. В средневековой литературе слово «зад» использовалось в качестве фамилии без особых церемоний. В литературном памятнике XIII века «Роман о Лисе», персонажами которого являются животные, уже встречаются «госпожа Арс», «госпожа Арсвинд» и «госпожа Арсейнде» [102], а также волчица Херсинде. Тема ягодиц также была популярна в изобразительном искусстве. В льежской церкви Святого Иакова под хорами до сих пор сохранились так называемые дролери – резные изображения различных фигур, справляющих нужду.

Любовь к обсуждению экскрементов в письменной и устной форме продолжилась и в XVI веке. На картинах и фасадах домов часто изображали «засранцев» – испражняющихся человечков. Зад также часто фигурирует в пословицах: «он взял свою задницу в руки и ушел» (о том, что кто-то ушел недовольным), «поднимать кого-то за задницу» (о том, что кто-то сплетничает) или «они друг друга обгадили» (они плохо отзывались друг о друге). Антверпенская католическая поэтесса Анна Бейнс, которая вращалась в кругах риторов, литературных братств и книгопечатников, писала о любви и смерти, но свое стихотворение «От страха можно перепрыгнуть через забор» (Uut vreuchden wilt over de hekel springen) она посвятила монахине, которая, объевшись репы, стала громко пукать и вызвала других монахинь состязаться с ней в том, кто пукнет громче всех.

В вольном переводе это стихотворение звучит примерно так: «“…Жаль, – сказал священник, – что вы столь грубы. Нельзя просто пукать, нужно сначала спросить. Выйди на улицу, потому что, если это повторится, боюсь, ты не сможешь сдержать себя сзади”. […] “Не хочу больше сдерживать себя, – сказала одна из них, – давайте же все будем пукать. Я тоже так умею, у меня тоже кое-что найдется”. Она пукнула, но это было ничто. “Вот и все, – сказала монахиня, – никто из вас не сможет меня победить. Я поставлю вас на место, а вы ударите лицом в грязь”». Присутствовавший при этом священник объявил эту монахиню победительницей за то, что она могла «разнести в щепки любую мишень отсюда и до Парижа».

Французский писатель Франсуа Рабле в своем романе «Гаргантюа и Пантагрюэль», который начал публиковать в 1532 году, писал: «Кто подтирает зад бумагой, тот весь обрызган желтой влагой», а также что «лучшая в мире подтирка – это пушистый гусенок»[103]. Поэтому Луи-Поль Боон Бун с удовольствием отметил в своем объемном романтизированном исследовании XVI века «Книга гёзов» (Geuzenboek): «Cколь же набожны были бедняки, если все шутки у них были лишь о голом заде и пуканье».

Помимо экскрементов еще одной темой для шуток в XVI веке являлась моча. К XV веку в Брюсселе на перекрестке Банной и Дубовой улиц была воздвигнута статуя Маннекена Писа. Подобные «писающие фонтаны» известны с античных времен, когда на пышных пирах гости могли угощаться из писающих вином скульптур херувимов. В Нидерланды писающие фонтаны попали позже из Италии. Каменная фигурка писающего мальчика, и сегодня привлекающая толпы туристов, часто символизировала озорство перевернутого мира. В XVI веке парижские уличные торговцы не гнушались громко нахваливать мочегонные свойства сидра: «Сладкое вино для девиц! Отличное мочегонное! Хорошо лечит геморрой, если выпить больше, чем выйдет наружу!» А один из персонажей романа Франсуа Рабле во время бурной вечеринки в трактире решительно спросил: «Раз уж так вкусна моя моча, не желает ли кто ее отведать?»

Шутовские пиры, которые устраивали риторы в городах, столь же изобиловали мочой и экскрементами. Например, на празднике дураков, проходившем в Брюсселе в 1551 году, одному из шутов предложили принести клятву верности короля дураков следующим образом: «Steckt nu al vier vingeren int gat en cust se dan»[104], на что король дураков быстро ответил своим вассалам: «Een minlyck saluyt al tsamen, et schetera!» [105]

В XVI веке потребление мяса на душу населения составляло в среднем полкило в день. Самые бедные слои населения обходились без мяса и питались в основном бобами, репой и луком, в результате чего громкое пуканье и отрыжка были обычным делом. Дворяне, как мы уже видели на примере Вильгельма Оранского и Марии Венгерской, в среднем употребляли по полтора килограмма мяса в день, так как большое количество мяса и вина считалось «полезным для здоровья».

Специи, включая перец, имбирь, корицу и гвоздику, использовались не просто для улучшения вкуса блюд, но и как афродизиаки. Ими также часто маскировали вкус и запах мяса и рыбы, портившихся, несмотря на огромное количество соли, которую использовали в качестве единственного консерванта. Очень соленую пищу обильно запивали алкоголем, поскольку пить воду было просто невозможно. Овощей употребляли мало, так как они ассоциировались с постом и нищетой. А детям не рекомендовалось давать какие-либо овощи, за исключением бобовых, вплоть до середины XVI века.

Поэтому не стоит удивляться, что в начале Нового времени дефекацию описывали весьма красочно, например, «обильно покрасить комнату» или «пускать стрелы в Англию», а то еще называли свое заведение «Волосатой дырой», как поступил один трактирщик из Валансьена в конце XVI века. Дворяне тоже не гнушались сальных шуток в те