- Тимур, - набрав его номер, сонно сказала я, услышав его голос. – Ты всегда был мерзавцем.

Услышала его невесёлую усмешку и сама усмехнулась.

- Ты звонишь мне только чтобы сказать это?

- Нет, - вздохнула я. – Я действительно хочу, чтобы завтра вы с Наташкой откатались наотмашь. Она ведь всё знает, да?

- Да, - не стал отрицать Тим.

Мы оба замолчали. Несколько долгих секунд эта тишина висела между нами – размеренная, спокойная. Неожиданно я поняла, что злости больше нет. Ни на прошлое, ни на настоящее. Только лёгкий привкус горечи, не способный изменить равным счётом ничего.

- Успеха завтра, - нарушила я наконец молчание и, услышав в ответ «и вам», не прощаясь, положила трубку.

Сумевшие удержать за собой второе место, на лёд Тимур и Наташа выходили с нами в одной разминке. Четыре сильнейших по результатам короткой программы пары старого света… И мы среди них. Не просто среди – лидеры, ибо подвинуть нас не удалось ни немцам, ни французам, ни кому-либо ещё.

- Как тебе? – Машка показала мне фотографию, где на фоне отделанной деревянными панелями стены стояло несколько квадратных столиков.

Погружённая в свои мысли, я не сразу поняла, о чём она. По жребию Тимур и Наташа выступали третьими, сразу после них, закрывая не только разминку сильнейших, но и соревнования пар на чемпионате Европы, мы с Пашкой.

- Прилично, - вернув подруге телефон, отозвалась я. Посмотрела на неё, не зная, нужно ли говорить про то, что зря она всё это. С другой стороны, нужно ли?

Вздохнув, я остановилась у поворота к раздевалке. До начала разминки оставалось всего-ничего.

- Я уже заказала столик, - убрав телефон, продолжила Маша. – Надеюсь, что он не примет это за что-то такое…

- Маш, - я хотела было остановить её, хотя бы намекнуть на то, что всё может пойти совсем не так, как она себе придумала, что не стоит ей прежде времени строить иллюзии.

Хотела. Но прежде, чем успела сделать это, Маша открыла дверь раздевалки и застыла на пороге.

Первым, что попалось мне на глаза, были коньки. Лежащие возле скамьи белоснежные коньки с змейками шнурков.

- Мы… - Маша выпустила ручку двери.

Я заметила, как ладонь её с тонкими длинными пальцами упала вниз, мазнула по бедру, как она сделала почти невидимый шаг назад. Подняла взгляд на Пашу.

Тот, придерживая за талию Каримову, смотрел на нас, не говоря ни слова. Не успевшие отойти друг от друга, они стояли почти так же близко, как и несколькими секундами ранее. Её помада на его губах…

- Тебе пора, - Наташа всё-таки высвободилась из его рук. Не глядя на нас, опустилась на скамью и взяла один конёк.

По руке моей мазнул рукав Машкиной кофты, запах её духов стал немного заметнее от порывистого движения.

- Маш! – крикнула ей вслед. Хотела было броситься за ней, догнать, попытаться успокоить, но времени на это уже не было, как не было в этом и смысла.

- Не стоит, - будто в подтверждение моих собственных мыслей, сказал Паша и качнул головой.

Что ответить ему я не знала.

- Так бывает, Оля, - подошёл ко мне Пашка.

Я посмотрела на Наташу. Перехватила её взгляд и прошла в раздевалку. Сняла с плеча сумку и присела рядом с Каримовой.

- Гладкого льда, - услышала я слова Паши, обращённые к ней и её негромкий ответ:

- И тебе, Паш.

Дверь за ним закрылась с чуть слышным хлопком. Оставшиеся наедине, мы с Наташей в молчании зашнуровывали каждая свои коньки, готовые уже через несколько минут встретиться на льду. Встретиться в качестве соперниц. Но сейчас, в эту самую минуту, каждая из нас была просто женщиной, ищущей своё счастье и, дай Бог, нашедшей его. Я знала, что после проката обязательно найду Машку и постараюсь… Постараюсь сказать хоть что-то – бестолковое и, по большому счёту, ненужное. Просто потому, что порой это бывает важным. Потому, что она сделала бы для меня то же самое. В действительности же, самым большим, что я могла было пожелать ей встретить своего человека. Того, кто станет для неё её собственным льдом, её пламенем, её нежностью и страстью. Того, кто просто будет её.

Оля

- С Богом, - отец забрал у меня толстовку. Взял за руку и легко сжал, как будто пытался передать часть своей уверенности. Часть силы, когда-то позволившей ему воплотить в жизнь самые дерзкие мечты.

- С Богом, - отозвалась я.

Стоявший рядом Пашка молчал. Рудов по-мужски хлопнул его по плечу. Кивнул.

- Дерзайте, - отец посмотрел уже на нас обоих.

К творящемуся на трибунах я старалась не прислушиваться. Только-только свой прокат завершила пара, выступавшая перед нами. Наталья Каримова и Тимур Богданов. Я слышала, как в едином порыве встречаются сотни ладоней, слышала доносящиеся до нас выкрики и понимала – Тимур сдержал данное мне слово.

Но это был их с Наташей прокат, их выступление. Нам же только-только предстояло показать зрителям и судьям своё. Обернувшись ко льду, я увидела всё ещё находящуюся на катке пару.

- Пора, - Рудов положил ладонь мне на плечо, и я пошла вперёд.

Волны оваций продолжали разноситься над катком. Будто бы зрители чувствовали, что больше никогда не увидят пару, так быстро и стремительно занявшую место в их сердцах, и не желали отпускать её. Ряд за рядом, люди поднимались со своих мест, на лёд летели цветы и игрушки.

- Они – достойные соперники, - на миг обернулась я к отцу.

- Достойные, - согласился он.

Вложив в его руку лезвия от чехлов, я ступила на лёд. Увидела встретившую у борта Наташу и Тимура мать и отвернулась, не желая ни смотреть, ни слушать. Всё, что имело сейчас значение – эта самая минута. Здесь и сейчас мы начинали свой собственный путь к мечте. Здесь и сейчас мы продолжали начатый когда-то путь к цели, невозвратный билет к которой был взят нами лишь в один конец.

Под раздавшиеся уже для нас аплодисменты, мы поприветствовали трибуны. Сделали круг по катку в то время, пока сидящие в уголке слёз и поцелуев Тимур и Наташа дожидались выставления оценок.

- Как ты? – спросил Паша, коснувшись моего локтя.

- В порядке, - ответила я ему.

Удивительно, но волнения я действительно не испытывала. Ещё недавно не дающее мне покоя, оно отступило, оставив лишь желание борьбы, желание доказать самой себе, что всё не просто так. Впервые за долгое время я чувствовала уверенность в собственных силах. Знала, что её, так же, как и тревогу, нельзя выпускать из-под контроля и потому целиком и полностью сосредоточилась на своих ощущениях. На чувстве льда под лезвиями коньков, на энергии внутри себя, на понимании, что я должна сделать в следующие минуты.