– Доброе утро, Ливченко, – вздохнул Алекс. – Если бы не Владочка Огнева с ее бесконечной добротой, ты бы до конца света скромно подметал улицы Москвы, даже не вспомнив собственное имя. Не забудь сказать Огневым спасибо.

– Да спасибо, спасибо! – взвизгнул домовой. – И вообще, у меня тоже нервы! Отстаньте со своим ржанием!

Швырнув чемодан на пол, домовой бросился на кухню, чуть не сбив Владу с ног.

Спустя час нечисть веселилась в гостиной, а Диня все еще убивался на кухне. Утешать его пришлось Владе, поскольку утешальщики из Алекса или Гильса получились хуже некуда. Домовой, забившись в угол, отчаянно рыдал от стыда, размазывая слезы по щекам. И без объяснений Влада догадалась, что больше всего Диня переживал, что его унижение увидела Муся Клопова.

– Не надо так, – пыталась успокоить Влада несчастного страдальца. – Не стоит она того. У Муси одни тренды в голове, она никого не любит.

– Я ведь ничего не п-помню, – заикался от всхлипываний Диня. – Н-ну ничего… Только розами сильно п-пахло, как сдурел от них.

– А вот не надо было связываться со всякими хулиганами, – резонно отозвалась Влада. – У тебя же был выбор, чем заняться. А ты…

– Еще и ты будешь меня доставать?!

Домовой вскочил с пола и бросился к кухонным шкафам, начав хлопать дверками.

– Раз я никому не нужен, – всхлипывал с остервенением Диня. – То это легко решаемый вопрос. Плевать я хотел на насмешки, плевать.

На пол полетели мятые пакетики со специями, полупустые коробки из-под овсянки, спичечные коробки. Домовой схватил маленькую черную бутылочку, в которой плескалась жидкость, и принялся грызть пробку зубами.

– Ты чего делаешь, глупый?! – Владе пришлось приложить немало усилий, чтобы отнять склянку у домового. – С ума сошел?

– А мне лучше отравиться, чем так жить…

– Ты не умрешь, ты же нечисть, – строго напомнила ему Влада. – Зато будет потом живот долго болеть!

Она мельком глянула на то, чем собирался отравиться Диня, – бутылочка из-под микстуры от кашля с наклеенным на боку пластырем. На нем надпись черным фломастером: «Зелье отворотное! Темная магия, не трогать!!! Годность до 3078 г.».

«И чего только ведьмаки не держат у себя на кухонных полках. Лучше спрятать подальше от Диньки, чтобы не выпил», – подумав это, Влада сунула бутылочку в карман кофты. Похозяйничав на чужой кухонной территории, она заварила домовому зеленый чай с ромашкой из пакетика и долго наблюдала, как тот, шмыгая носом, постепенно успокаивался, отхлебывая из чашки.

Из гостиной тем временем все громче раздавались взрывы хохота.

«Да что они там, обалдели совсем?» – Решив выяснить, в чем дело, Влада вышла из кухни.

– Это же тренд сезона! – восхищался голосок Муси. – Да тут каждая фраза полный улет!

– Слушайте дальше, – раздавался веселый голос Гильса. – Это еще не все…

«Над чем они там так потешаются?» – Влада, бросив на Диню строгий взгляд и отодвинув пыльные шторы, прислонилась к косяку двери.

Жорик стоял у дивана и трясся от хохота, утирая слезы рукавом халата. Чемодан, который приволок Диня, валялся распахнутым посреди комнаты. На паркете рядом с ним валялась груда мусора: обрывки тряпок, носки, крышки от кастрюль, носовые платки, плюшевый рыжий кот с оторванной лапой и даже рулон туалетной бумаги…

Гильс что-то декламировал, сидя на диване и театрально взмахивал рукой, как артист на сцене.

– «Когда я первый раз увидела тебя, то мое сердце будто ранили холодным куском острого льда, – нараспев читал Муранов. – Каждый раз, когда я тебя вижу, я думаю – неужели это никогда не пройдет? Неужели эта боль навсегда со мной? Я думала, что любовь – это счастье, так врали фильмы, которыми меня пичкал глупый бездушный телевизор… А на самом деле любовь – это горе и целое бескрайнее море отчаяния. Все мои мысли о тебе, сны – о тебе. Мир разорвался надвое: до того момента, когда я первый раз тебя увидела, и после…»

Новый взрыв хохота, Муся даже заикала, схватив с дивана плюшевую подушку и уткнувшись в нее носом.

– Владка, это из трофеев банды Мамая, украли у кого-то важные сердечные документы, – сквозь смех прояснил ситуацию Егор. – Слушай, это весело!

– «Мне ведь еще тринадцать, но разве это значит, что я ничего не знаю о любви? – продолжал декламировать вампир. – Я знаю, знаю, что не могу без тебя. Я вырасту и сделаю все, чтобы ты меня полюбил. Докажу, добьюсь… Я клянусь всем на свете, что так и будет. Ты заметишь меня, полюбишь… Мой единственный, моя мечта и надежда…»

Жора плюхнулся на диван, и они с Гильсом зарыдали от хохота.

Косяк двери врезался Владе в плечо, но она не двигалась с места, не веря своим ушам. Гильс читал ЕЕ ДНЕВНИК, именно те выдранные, украденные домовыми страницы, которых она недосчиталась. Нашлись, значит, в куче конфискованного у домовых барахла. И ребята выудили оттуда именно их…

– «Я люблю тебя и этим живу, – закончил вампир. – Это внутри меня, в составе моей крови…»

– Ох уж эти девчонки, – веселился Егор. – Вопрос, кто эта Танька Ларина, которая настрочила столько для своего Онегина? А Мамай, значит, спер эти секретные документы…

– Не девчонка, а электрочайник, – вампир перевернул листок. Перевернул на ту сторону, где рукой Влады был тщательно, черточка за черточкой нарисован портрет Гильса. Она добивалась максимального сходства, выстрадав каждую черточку этого рисунка…

– «А вот Бертилова я встретила вторым и любила бы его, если бы не было тебя. Были бы Егор и Влада…» – прочитал Гильс и запнулся, замолчал.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Жорик, правда, все еще по инерции хихикал, но, увидев выражение лиц ребят, подавился смехом.

– Ух ты, – помолчав, вдруг рассмеялся Гильс. – А сама-то делала вид, что я ей противен, что она мечтает избавиться от меня. Спалилась, Огнева!

Влада быстро прошла через комнату, протянула руку:

– Отдай, – она вырвала из пальцев вампира листки своего дневника. Ноги сами вынесли ее прочь из комнаты, промелькнул темный длинный коридор, подъезд, синие колонны… Сама не понимая зачем, Влада бросилась бежать по темной улице прочь от ведьмаковского дома.

Задыхаясь, Влада бежала по набережной Фонтанки. Синий мартовский вечер сейчас казался черным, чудовищным, скалящимся раскрытыми пастями подворотен…

Подлые домовые, которые украли страницы ее дневника! Она сейчас ненавидела и их, и вампиров, и троллей, и себя, глупую, которая написала все эти слова! Никогда, НИКОГДА нельзя доверять свои тайные чувства бумаге или вообще чему-нибудь, что другой может увидеть! «Спалилась, Огнева!»