Ну и наконец, третий сюжет, который хотелось бы обозначить, он уже из другой культуры, намеренно мной взят – это библейский сюжет, короткий, все его слышали, уж точно слышали слово «Хам». Оно у нас тоже воспринимается, как некий грубый человек, который себя грубо повел, который матерится, или говорит грубые слова. На самом деле это самое «хамство» и понятие «хам» имеет очень четкую локализацию. В Ветхом Завете был патриарх Ной, который спас всю живность и всех нас, все человечество от Великого Потопа. Он первый догадался, что будет этот потоп, стал строить ковчег, хотя над ним все смеялись, собрал туда каждой паре по паре. Был потоп, все выжили и потом от Ноя все остальные люди и произошли. У него были три сына Сим, Иафет и Хам. Ной однажды напился, что бывает со всеми, и в голом, обнаженном виде пьяный, как свинья, валялся. Увидел это Хам, и стало ему жутко весело, стал смеяться над отцом, позвал еще своих братьев посмотреть. А братья подошли и прикрыли отца одеждой, и внушение брату сделали, что нехорошо над отцом смеяться. А когда отец проснулся и обо всей этой истории узнал, он сказал, что твои потомки Хам, будут рабами у детей Иафета и Сима, поскольку и все люди от них произошли, то и у всех остальных твои потомки будут рабами. Поскольку предполагается, что от Хама произошли именно чернокожие люди, ссылаясь на эту легенду, американские и английские работорговцы объясняли, почему они негров обращают в рабство – сами виноваты. Но оставим это на их совести….

Смотрите, какое наказание странное, в связи с тем, что говорилось о Ницше и коррелирует очень, заметьте. Не выдал патриарх своему сыну 10 плетей, не поставил его в угол, не приказал ему работать долго, не покарал его другими казнями, а речь идет именно о рабстве, то есть твои дети будут рабами. За что? За то, что ты смеялся над отцом, за то, что ты неуважительно относился к своим корням, к своему прошлому, нарушил заповедь о почтении родителей – именно это карается рабством. И это сущностная связь: именно такого наказания требует такое преступление. Непочтение к родителю говорит о том, что ты раб. Такое впечатление, что те, кто писал Ветхий Завет читали Ницше. Или он его читал… Конечно, читал, но он был атеист, а вот, смотрите, сохраняет всю этику. Именно тот, кто не ценит свои корни, кто подрубает свои корни, кто одержим грехом непочтения к прошлому, грехом профанации священного, тот имеет плохую рабскую психологию, тот не может принадлежать к аристократам, то есть к тем, которые гордятся родом, если Грецию вспоминать, которыми культивируется род. Слово «элита» взято из агрономии, когда мы говорим об элитных семенах, специально выращенных, когда мы берем лучшие семена с урожая, плохие отбрасываем, лучшие опять сажаем, плохие опять отбрасываем и так много раз и, таким образом, выращиваем элитную пшеницу, которая будет самой колосистой, самой тяжелой, зерно которой будет самым вкусным, морозоустойчивым, паразитоустойчивым и т. д. Вот это взращивание все больше и больше, культивирование, которое предполагается в роду, когда с каждым разом становится все лучше и лучше, и в нем культивирование это продолжается, и если культивирования нету, этого благородства, этой линии, каждый раз вперемешку и непонятно откуда ты взялся, непонятно какое потомство дашь, и получаешься ты «никто и из ничьих». Это то, что понимала прежняя родовая аристократия, то, что она старалась передавать по наследству своим детям, что она им внушала, говорила о родовой чести, которую ты не можешь ни в коем случае посрамить, лучшие навыки передавала, так называемые кодексы чести и микропрактики. Ты должен гордиться своими предками и сделать так, чтобы предки тобой гордились. Это то, что у нас в последние столетия было отменено в связи с торжеством другой идеологии, которая возникла в эпоху Просвещения, в эпоху иного времени, когда Декарт сказал: «Я во всем могу заблуждаться, во всем могу сомневаться кроме одного, в себе я заблуждаться не могу, поэтому то, что я есть – это абсолютная истина, все остальное – неабсолютная». Поэтому субъективность моя – это самое главное и то, на чем все стоит. Отсюда пошло очень много важных вещей: революция в политике, все люди субъекты, истина внутри меня самого, почему какой-то король нами правит, какие-то графья, князья и вообще, непонятно кто. Мы все имеем право участвовать, следовательно, голосования, демократия и так далее и не важно, граф он, из родовитого племени или еще откуда-то – он такой же, как все остальные. Экономика: почему есть какие-то цеха, монополии, какие-то мастера, подмастерья и прочее – каждый человек свободен, каждый может продавать свою силу как угодно, как у него получится – так и будет, будет хорошо работать – богатым станет, будет плохо работать – бедным. То же самое в культуре: как кто видит мир, тот так и делает – не нужно подражать великим образцам, можно кубиками рисовать или еще чем-то, не красками, а кровью, например, фекалиями – так они видят мир. Так я вижу мир – это мое субъективное выражение. То же самое в религии: я могу сам выбирать себе богов свою веру, какую захочу, такую и буду выбирать. Умереть я сам решаю когда – эвтаназия, пожалуйста. Пол могу сменить – чего это мне природа какая-то пол дала, я сам могу пол менять на такой, какой мне нравится, какой я захочу. И спать я тоже буду с кем захочу, пожалуйста. Аборты: я решаю, кто будет жить, кто нет, это мое тело, мое право, а не мифическим богом данная жизнь. Везде и все центрируется на субъекте: я могу делать с собой все, что угодно, это вообще неотъемлемое право, татуировками могу себя всего изрисовать, органы свои продать или завещать, или чипов каких-то в себя навставлять и стать киборгом, то есть это вообще мне никто не может запретить. Соответственно, раз все центрируется на этой самой субъективности, то рушатся те прежние структуры, того прежнего общества, которое названо теперь «традиционным обществом», вместе с его традициями. Каждый субъект мнит себя, считает себя своего рода богом, если от него все происходит и к нему все возвращается, то над ним ничто не может довлеть. А раз он все создает, и все создается из него, то свою субъективность он может доказать только креативностью, неким творчеством, ведь отличительная особенность бога – творить мир. Творчество здесь это нечто небывалое, даже такие простые вещи, как никто раньше в храме не танцевал, а мы пошли и станцевали – это же небывалое? Небывалое. А значит, – это тоже творчество. СМИ нацелены на новости, то есть когда показывается, что делается что-то, чего раньше не было, например, самолет упал – раньше не падал, теперь упал; война началась – раньше не было, сегодня началась; кто-то еще сделал такое, чего раньше не было – они показывают. Следовательно, показывают только таких субъектов, которые делают то, чего раньше не было, как будто они творческие, СМИ не показывают обыденное: «новость не когда собака укусила человека, а когда человек укусил собаку». Легче всего субъективность показывать, нарушая какие-либо границы, потому что, если традиции есть некая передача чего-то, то когда ты ее прерываешь, отрицаешь, нарушаешь, тем самым ты создаешь что-то новое, нетрадиционное. Поэтому, начиная с Декарта и той самой эпохи Просвещения, которая так себя назвала, как эпоха, которая борется с прежней традиционной мифологией, начиная с разрушения основных скреп общества, начинается борьба с этим самым прошлым. Первым падает Бог. Бьют по нему как по основе мира, поскольку на Боге все основано, и целью жизни человека является спасение души человека, Бог – источник заповедей различных и так далее, собственно, если хочешь разрушить этот мир, то нужно ударить по Богу. Дальше падают наместники Бога на земле – цари всевозможные, им рубят головы вместе со всей родовой аристократией. И, наконец, последний край – мужья и отцы, поскольку традиционная семья – это тоже ячейка воплощения еще прежнего традиционного общества. Начиная с XIX века идут огромные процессы по разрушению семей, и они довольно прогрессивные: женщин заставили работать, ввели права на алименты, потом права на аборты, увеличилось количество разводов. Разрушение семьи идет различными способами, в том числе признание гомосексуальных браков и всего на свете, через ювенальную юстицию, когда дети могут судить своих родителей, то есть, вот то самое хамство. Во время разводов конфликты родителей отражаются на детях. Как правило, дети остаются с матерями. И вот представьте, жил ребенок в семье, любил маму и папу, и тут вдруг развод. И кто-то из родителей, чаще мать, говорит, что папа плохой. Или другой родитель плохой. В любом случае, когда идет такой конфликт, ребенок скатывается на ту или иную сторону. При этом у него была любовь раньше. И вот тут возникает травма: получается, что то, что человек чувствовал, что знал, что любил, это не истина, а оказывается, истину знает кто-то другой, другой родитель или дяди с тетями, короче говоря, мои чувства не истины, Истина меня самого не у меня, то есть моя любовь, мои чувства, все это может быть обманом, а на самом деле правду знает другой человек, родитель или посторонний, который мне объяснил, что я заблуждался, любя кого-то из родителей… Человек на всю жизнь теряет уверенность в себе. Он идеальный объект для манипуляции, он раб, хам, потому что кто-то другой оказывается лучше знает, чем он, а его родовое чувство ничего не значит… И вот с разрушением семьи, возникают такие люди, их становится все больше… Наступает общество, где хамство возводится в абсолют, отрицание прошлого, борьбу с прошлым, отрицание традиций, отрицание отцов, отрицание любых авторитетов, отрицание любых святынь, профанация всего, что только можно, иронизирование над всем тем, что считалось священным. Зубоскальство, комедия, цирк вот чем любит наслаждаться хам, это низкие жанры, тянущие вниз великое, истинный аристократ любит трагедию, козлиную песнь, «трагос» по-гречески «козел», козел отпущения, жертва. Аристократ всегда приносит себя в жертву. Если бы Ницше посмотрел на все это, он бы сказал: «Да, я предполагал, что человечество движется в общество рабов, к снижению всего высокого, вот оно туда и идет». Возникают поколения «Иванов, не помнящих родства». Атомарное общество. Общество начинает как бы делиться на «продольников» и «поперечников». Одни видят историю вдоль, как длинную череду поколений. Другие, по сути, не видят, истории, живут поперек истории, в не во времени, а в пространстве, отсюда такая мания возникает к завоеванию пространства, сначала земного шара, а потом космоса. Случайно ли что появилось на Западе? Не случайно. Всем известно, что католичество от православия отличается тем, что в символе веры католики добавляют всего одно слово. Сколько смеялись над этими религиозными фанатиками, которые видите ли из-за одного слова не могли договориться и церковь разделилась, и были религиозные войны и гибли люди. Речь идет о допущенном католиками прибавления в восьмом (из двенадцати) членов Символа Веры догмата об исхождении Святого Духа не только от Отца, но и от Сына – т. н. филиокве (лат. Filioque, «и от Сына»). Произвольная эта прибавка возникла в VI в. на поместном соборе Испанской церкви в Толедо. Сначала папа Лев III отверг этот догмат, но затем, когда римские первосвященники стали претендовать на всю полноту власти в христианском мире, он был принят основополагающим. Одной из причин утверждения исхождения Св. Духа «и от сына» явились и политические события, а именно падение династии Меровингов и узурпация трона императоров Каролингами. Требовалось обосновать возможность прерывание традиции, то есть обосновать возможность получения власти не только «от отца». Уже в 867 г. на соборе в Константинополе, в котором участвовали и три епископа Западной церкви, константинопольский патриарх Фотий осудил притязания Римского Папы на верховную власть в церкви, а затем опубликовал свое знаменитое окружное послание, в котором указал на филиокве как недопустимое с точки зрения христианской догматики отступление в Западной Церкви от истинной православной веры. Окончательный раскол христианства на западную (католическую) и восточную (православную) церкви (т. н. «схизма») произошел в 1054 г. при Папе Николае II. Первой крупной жертвой противостояния христианских Востока и Запада стал в 1204 году Константинополь, захваченный и разоренный крестоносцами (Четвертый крестовый поход). Россия, которая является преемницей Византийской империи и православия, хранит этот догмат. Заметьте, мы, пожалуй, единственные остались в Европе, кто употребляет до сих пор при обращении к другим отчества. Поминаем вместе с человеком, и его отца. Обращение по отчеству считается нами уважительным, а без отчества более фамильярным. Не случайно простолюдинам раньше, холопам, хамам, отчества и не полагались, они были гришки, ваньки и петрушки, а не Мукии Парменычи и Тимофеи Матвеевичи. Отчество раньше начинали употреблять по отношении к человеку, когда он становился взрослым, ответственным и чего-то достигал в жизни. Современная журналистика западного типа постепенно искореняет отчества из обращения, насаждает хамство.