Ворох гирлянд полностью скрыл их. Да, это бесполезное занятие, я знаю. Что такое куча ветвей для овчарок, с лёгкостью рвущих спрей-пластик? Но я искупал свою вину. Хоть чем-то.

Возле тропы лежало покрывало из ткани с металлопластиковой прошивкой. Я потащил его к куче гирлянд. Может, если я хорошо закреплю ткань, псы не доберутся до тел?

Когда я проходил мимо кустов, ударило смрадом свежей крови. Совсем рядом кто-то хихикнул. Звук повторился ещё и ещё. Собачий вой стал тише, и я понял, что ошибся: то был не смех, но плач.

Не теряя времени, я протиснулся сквозь кусты. Запах стал сильнее. Воняло кровью, дерьмом и мокрой псиной. Среди изломанных сучьев валялось собачье тело – без головы и лап. Тот, кто убил пса, постарался на славу.

В корнях сосны, зарывшись лицом в грязный снег, лежала Мать Костей. Её худенькие плечи вздрагивали. Платье превратилось в грязные лохмотья, на бедре темнела глубокая рана.

Сейчас, когда тёмное очарование жрицы отступило, я смог увидеть то, что упустил при первой встрече. Она была ровесницей мёртвой девчонки.

Дурацкие времена настали… Мы скатились до того, что убиваем детей.

Я спрыгнул к ней. Ухватил за плечи, встряхнул:

– Вставай!

Рунари взвизгнула и попыталась вырваться. Но я держал крепко.

– Что здесь произошло? Отвечай!

– Т-ты… – стуча зубами, пробормотала она, – т-ты… н-не тот…

На девчонку напала икота.

– Успокойся, слышишь? Я ничего тебе не сделаю. Ну?

Она испуганно кивнула и задержала дыхание. Не помогло. Рунари мучительно икнула и попыталась отодвинуться от меня.

– Вот и ладно. – Я укутал её покрывалом, поднял на руки. Лёгкая, почти пёрышко… Что же, чёрт возьми, с ней случилось? И кто убил пса?

– Не надо здесь оставаться, – сказал я. – Это плохое место.

Она снова кивнула. Я двинулся наугад в лес, надеясь выйти на тропу. Куда угодно, лишь бы подальше от кровавой поляны. Девчонка притихла, прижимаясь щекой к моему плечу.

– Я думала, ты тот… мёртвый, – едва слышно объяснила она.

Ничего в мире не меняется… Когда я впервые увидел Гибкую Тири и Белую Ллиу-Лли, то решил, что они сёстры. Джассера я еще мог отличить от других рунархов (по росту), но душепийца и друг автоматов кажутся мне на одно лицо. Неудивительно, что Мать Костей спутала меня с Дэном.

– Гладиатор сошёл с ума, – пробормотала она. – Он убил слугу… – Слово, которое она произнесла, я так и не смог воспринять на слух. Такие кошмарные имена придумывают только рунархи. – Теперь он сам мёртв. Ну за что она меня прокляла?! За что?!!

– Успокойся. Успокойся, всё будет в порядке… – Я поймал себя на том, что шепчу те же слова, что и погибшей девчонке. Это меня разозлило.

Хватит. Больше я никому не скажу такого. Никогда. Если уж утешать, то по-настоящему.

– Знаешь, – сказал я. – Может, всё и не будет в порядке, но мы постараемся. Правда?

– Мы хотели пожениться с Галеаджем, – вздохнула она. – А теперь…

– С Галеаджем?

– Ты видел его. Он комендант Лангедока.

С каждым шагом тело маленькой рунари словно наливалось свинцом. Нет, долго я её не пронесу… Душепийца и Гибкая Тири шли мне навстречу, и я решил передохнуть. Всё равно мы скоро встретимся, рано или поздно. Место я выбрал под корнями упавшей сосны, где снегу намело поменьше.

Оказавшись на земле, Мать Костей поджала под себя голые ноги и с головой закуталась в накидку. Термополе работало как и прежде, но девчонку бил озноб.

– Мне уже всё равно, – пробормотала она. – Всё равно…

Сейчас она ещё сильней напоминала голодного и усталого совёнка. Речь её стала неразборчивой. Чтобы услышать хоть что-то, я наклонился к самому её лицу.

– Хозяйка, – в полубреду бормотала рунари, – тот самый… И папа о тебе говорил.

– Папа? Кто твой отец?

– Да ты его знаешь… – Мать Костей счастливо рассмеялась: – Джемитин-лапа. И душа Лир тебя искал.

– Джемитин? Харон? Говори же!

– Ты мог тогда… всё исправить… – Голос её стал громче: – Спроси её. Она знает… всё расскажет…

– Да кто же? Кто?

– Гибкая Тири. Она меня прокляла. – И девчонка вдруг рассмеялась сквозь слёзы: – Её подручный… Он… он…

Больше она ничего не сказала. А я мог и не спрашивать. Мне вспомнился мой последний сон. Будто я пью море, и оно мелеет. Вода уходит, обнажая камни и кости погибших кораблей…

Срединники чувствуют то, что происходит с окраинниками. Это Джелиннахан, его дьявольская способность. Он применил её против девушки в салатовом платье.

Море.

Так вот как выглядит твоя душа, рунари.

Оставить её одну я не решился. На всякий случай я прикоснулся к сознанию Белой Ллиу-Лли и передал образ жестяной миски. По нашей системе кодов это означало приказ «всем идти ко мне».

Почему-то миску Ллиу-Лли воспринимала очень живо. Она говорила, что дома собирала ручных белок, стуча половником в дно миски. Так что сигнал общего сбора у нас появился сразу. Остальные команды пришлось поделить между Томом, Асмикой и Джелиннаханом. Других я даже обучать не стал.

Мать Костей спала, прижавшись щекой к моему колену. Во сне она выглядела совсем юной и беззащитной. Придёт Джелиннахан – убью гада, подумал я. План ведь был – пригрозить выпустить душу. Шантажировать. А он что сделал?

Хотя, скорее всего, он не виноват. Просто Гибкой Тири показалось, что она лучше знает, как вести Охоту. Хозяйка Прайда оправдает любую подлость. Как и все боги.

Я опять забылся и утратил контроль над зрением. Тьма прокралась меж деревьями, плеснула в глаза. Ночное видение исчезло минуты на полторы, не больше, – но этого хватило.

Когда свет вернулся, я обнаружил, что мы не одни. Из сумрака выскользнул рунарх в мундире гранд-туга. Молодой, сильный, самоуверенный. С кинетической плетью и вихревиком на поясе. Комендант Лангедока.

– Здоров, начальник, – помахал я ему рукой.

– И тебе здоровья, изгой, – ответил комендант. – Твёрдой руки, загонщик.

– Рано ты, Галеадж. Охота только утром, а ты уж по лесам бродишь. Нехорошо.

– Откуда ты знаешь моё имя, изгой?

– Сорока на хвосте принесла, – отвечал я, не заботясь, поймёт ли тот метафору. – А ведь я тебя хорошо знаю – наслушался за три года. Как поводок надену, так и слушаю.

Мать Костей сонно зашевелилась, высунула голову из-под накидки. Увидев коменданта, она сжалась в комок.

– Невесту вот одну в лесу бросил, – продолжал я. – И не стыдно тебе, Гуляш? Тут зверьё шастает, каторжники злые. Девчонку только оставь – вмиг беда приключится.