— Сначала заехал на работу, — начал он. — Потом навестил адвоката.

— А потом?

— Потом гулял.

— Гулял?

— Ну да, мне нужно было подумать.

— Что сказал адвокат?

— Сказал, что постарается избавить меня от тюрьмы.

Элоди резко положила вилку на стол, не скрывая раздражения.

— Я считаю это безнравственным! — заявила она.

— Что именно? — спросила ее Дженна.

— Считаю безнравственными хлопоты об избавлении от тюрьмы.

— Да неужели? — оскорбилась Дженна. — А ты, значит, хочешь, чтобы твоего отца отправили за решетку?

— Не неси чушь! — вспыхнула Элоди. — Мне кажется, кроме как о себе, нужно побеспокоиться и о судьбе двух несчастных!

Габриэль готов был улыбнуться. Эта девчонка, честное слово, ему нравилась!

— Мы о них все время думаем! — тут же отозвалась Дженна. — Почему твой отец в таком состоянии? Из-за разбитой машины, что ли?

— Нет, конечно… Но речь-то все время об адвокатских штучках, а не о жертвах!

— Какие еще штучки? — снова возмутилась Дженна. — Для адвоката закон на первом месте.

— Ладно, не спорю… Но поставьте себя на место пострадавшей семьи. Трудно пережить, если виновник гибели твоего ребенка избегнет наказания просто потому, что у него хватило бабок на хорошего адвоката.

— И что, по-твоему, должен делать отец? — продолжая кипятиться, спросила Дженна. — Постараться сесть в тюрьму, чтобы помочь их горю? Ты считаешь, горе их утихнет?

— Да я же не про это, — возразила девочка. — Мне кажется, он бы мог… извиниться.

— Пойти к ним в гости?

— А почему нет? Лично я пошла! — заявила Элоди с бравадой.

Оба взрослых застыли от удивления.

— Не поняла, — осторожно начала Дженна.

— Я хотела узнать, как себя чувствует эта девушка, — объяснила Элоди. — Когда мы приходили к папе в первый день, я вышла из бокса и наткнулась на ее брата. Мы познакомились, выкурили по сигаретке в парке.

— Ты сказала ему, кто ты? — спросила Дженна.

— Нет, сказала, что навещаю подругу.

— И что же?

— Он был очень встревожен. Мы немного поговорили. На следующий день я опять была в больнице.

Родители внимательно ее слушали.

— И что? Ты всерьез думаешь, что отцу стоит пойти, поговорить, извиниться?

— Нет, пока еще рано, а вот написать…

— Написать?

— Ну да, мы же с тобой знаем, что папа не убийца. Мы видим, как он переживает, как все это его мучает. Может, если он честно все напишет…

— Они откажутся от своего иска, так, что ли? — закончила Дженна.

— Ну, не знаю. Но все-таки им будет не так тяжело. Я видела одну передачу: родители погибшего говорили, как непереносимо им молчание человека, отнявшего жизнь у их сына. Молчание казалось им безразличием и переполняло их ненавистью. И папе тоже стало бы легче.

Родители молчали, размышляя над словами дочери, а дочь смотрела на них пронзительным, полным ожидания взглядом.

— Почему бы и нет? — высказала наконец свое мнение Дженна. — А ты как думаешь, Алекс?

Габриэль кивнул.

— Хорошая мысль, — негромко сказал он. — Просто замечательная.

Элоди поднесла ко рту вилку, вздохнув с облегчением: впервые после аварии на лице отца появилась тень улыбки.

Нетерпение мешало Габриэлю сосредоточиться. Он шагал по кабинету, стараясь продумать до конца пришедшую в голову идею и опасаясь, что волнение помешает ему предусмотреть все возможные последствия. Сейчас он не имел права на ошибку. Если ошибется, времени что-то поправить уже не будет.

Значит, в первую очередь нужно успокоиться. Он сел в кресло, вытянул ноги и постарался дышать как можно глубже. И тут же понял, что так расслабиться не удастся. Ему непременно нужно было действовать. И как можно скорее.

Он взял листок бумаги и написал несколько первых попавшихся слов. Опасения оказались ненапрасными, почерк был не Габриэля, а Александра. Но он не впал в отчаяние. Подумал несколько секунд и сообразил, как обойти возникшее препятствие.

Вышел из кабинета, миновал гостиную и взял ключи от машины.

* * *

Габриэль вошел в квартиру, стараясь не смотреть по сторонам. Он твердо решил не поддаваться слабости, вникая в молчаливые свидетельства былого, затаившиеся вокруг.

Клара могла спрятать тест на беременность только в одном-единственном месте: в шкафу, который он отдал в ее полное распоряжение и куда, разумеется, никогда не заглядывал. Действительно, он нашел его в стопке белья.

Взял в руки, рассмотрел с любопытством и печалью, словно эта полоска открывала ему правду, еще более весомую, чем та, которую он уже знал.

Он видел ее в ладони Клары, когда она пережила свое невероятное открытие. Удивленные большие глаза, дрогнувшие губы, сердце, забившееся от волнения, попытка ощутить в глубине своего существа зародившуюся новую жизнь. А потом страх, сомнения, отчаяние.

Габриэль сел за свой стол и открыл компьютер.

Изменил дату, час и принялся писать, не давая себе времени на размышления. Он знал, что хочет сказать, и предоставил чувствам вести его руку.

Вторник, 12 июня

Любовь моя!

Ты, конечно, удивишься, получив от меня письмо. До сих пор я посылал тебе только короткие эсэмэски или оставлял голосовые сообщения. Делился внезапной мыслью, переживанием, порывом сердца. Несколько слов вместо топлива, поддерживающих энергию нашей всепоглощающей страсти.

Первоначальный пьянящий туман рассеялся, и наша любовь потребовала большего пространства, более глубокого дыхания. Время перед нами, словно перед воинами, опьяненными первыми победами, предстало как бесконечность, но со своими пожеланиями и опасениями. Хотелось дать возможность нашей любви жить в этом новом пространстве. Возникло опасение, удастся ли это, достаточно ли у нас сил на бесконечность…

Ты сочтешь, что в письме слишком много лирики. Улыбнешься наивности переживаний. Удивишься, видя, скольких усилий мне стоит выразить словами на бумаге то, чего я никогда не умел сказать тебе устно. Я не хочу, чтобы мое «Я люблю тебя» было простой запятой в потоке молчаливой любви, которая нас объединяет. Оно не эхо твоего «Я люблю тебя». И не возглас в момент наших страстных, сумасшедших объятий.

Мое «Я люблю тебя» — это признание и обещание будущего. Будущее я беру в свидетели, признаваясь тебе в любви.