– Четыре. Мама, папа, Гвен, – думаю, я должен вас предупредить, что Брану потребуются вся наша любовь и помощь, когда он вернется домой.

– Да, конечно… – возмущенно начала было Гвен.

– Нет, Гвен, – тихо произнес Мэттью. – У Брана пострадала отнюдь не одна нога.

– О чем ты? – требовательно спросил отец.

– Можно сказать, о душе Брана. Она больна.

Бран вернулся хромой и замкнутый. Он закрылся от Мэттью так же надежно, как если бы захлопнул дверь перед носом у своего близнеца.

И снова Мэттью отправил Зилле записку с просьбой встретиться с ним у плоского валуна. На этот раз он не стал просить Джека О’Кифа о помощи, а лег в тележку и потащил себя по пересеченной местности. Это была трудная работа, и Мэттью изрядно устал, пока добрался до места. Но он предусмотрел это и отправился в путь заранее. Мэттью выбрался из тележки, кое-как взобрался на камень, растянулся на нем и заснул под теплым осенним солнцем.

– Мэтт…

Он проснулся. Зилла стояла над ним и улыбалась.

– F’annwyl. – Мэтт убрал волосы с глаз и сел. – Спасибо, что пришла.

– Как он сегодня?

Мэттью покачал головой:

– Все так же. Нелегко папе: и второй его сын стал калекой.

– Перестань! Бран не калека!

– Он теперь до конца жизни будет хромать из-за этой раны в ногу. А исцелится ли его дух – не ведомо никому.

– Дай ему время, Мэтт…

– Время! – нетерпеливо бросил Мэттью. – Именно это твердит мама! Но мы дали ему время. Уже три месяца, как он вернулся домой. Он спит до середины дня и читает до середины ночи. И по-прежнему закрывается от меня. Если бы он говорил о пережитом, это могло бы помочь ему, но он не хочет.

– Даже с тобой?

– Похоже, он решил, что должен оберегать меня, – с горечью сказал Мэттью. – А я всегда за то Брана и любил, что он отказывался нянчить и баловать меня.

– Бран, Бран… – пробормотала Зилла. – Рыцарь в сияющих доспехах, который так храбро вступил в кавалерию, чтобы спасти страну и освободить рабов… – Она взглянула на кольцо у себя на пальце. – Он попросил меня вернуть ему кольцо. Сказал, чтобы освободить меня.

Мэттью протянул к ней руку – и отдернул.

– Время нужно не только Брану, но и мне, – сказала Зилла. – Когда он подарил мне это кольцо, я пообещала, что буду ждать его возвращения, что бы ни случилось, и я сдержу свое слово. Что нам сделать, чтобы вытащить его из уныния?

Мэттью до боли хотелось коснуться ее светлой кожи, погладить ее по волосам, черным как ночь и таким же прекрасным. Он положил руку на теплый камень.

– Я пытался подбить его вместе прогуляться верхом. Я не ездил с тех пор, как он ушел на войну.

– И?

– Он сказал, это слишком опасно.

– Для тебя? Или для него?

– Вот и я его так спросил. А он лишь сказал: «Оставь меня в покое. У меня нога болит». А я: «Ты мне никогда не позволял такого говорить, когда у меня болели ноги и спина». А он посмотрел на меня и сказал: «Я тогда не понимал, что такое боль». А я ему: «А по-моему, тогда ты понимал это лучше, чем сейчас». И мы перестали разговаривать, потому что ни до чего не договорились и он не открылся ни на дюйм и не подпустил меня к себе.

– Отец говорит, что боль в ноге уже должна быть терпимой и проблема не в физической ране.

– Вот именно. Нам надо как-то расшевелить его. И, Зилла, случилось кое-что еще, о чем мне надо с тобой поговорить. Вчера, когда я надеялся уговорить Брана взять меня покататься, я заехал на конюшню посмотреть свое седло, и когда я открыл дверь конюшни, там были Джек и… и…

– Гвен?

– Как ты угадала?

– Я заметила, как он посматривает на нее. А она на него.

– Они не просто переглядывались. Они целовались.

– Дочь торговца и наемный работник… Твои родители этого не одобрят. А ты сам?

– Зилла, меня в Джеке О’Кифе беспокоит совсем не это. Он большой и сильный и презирает меня – и все, в чем имеется физическое несовершенство. Я видел, как он убил бездомного щенка – швырнул о стену амбара.

Зилла спрятала лицо в ладонях:

– Мэтт! Хватит!

– Я думаю, именно его необычайная жизненная сила привлекла Гвен. Я полный калека, Бран – наполовину, по крайней мере сейчас. А Джек – сама жизнь. Она не замечает жестокости за широкой улыбкой и громким смехом.

– Что ты собираешься с этим делать?

– Ничего. Пока что. У мамы с папой и так довольно хлопот, они переживают из-за нас с Браном. А если я предупрежу Гвен, она подумает, что я просто завидую Джеку, потому что он столько всего может делать. Я попытаюсь поговорить с Браном, но сомневаюсь, что он станет слушать.

– Милый Мэтт! Как меня утешает, что мы с тобой можем вот так вот поговорить. – В голосе ее было сострадание, но не жалость, которую не выносил Мэтт. – Мой верный и добрый друг.

Однажды вечером, после ужина, когда мужчины засиделись за портвейном, мистер Мэддокс взглянул на Брана сквозь рубиновую жидкость в своем бокале.

– Мэттью и Зилла хотели бы, чтобы ты на этой неделе присоединился к ним на уроках валлийского.

– Не сейчас, папа.

– Не сейчас, не сейчас – ты только это и твердишь последние три месяца. Уилл Лаукай говорит, что твоя рана уже зажила, так что нечего притворяться.

Мэттью попытался отвлечь отца:

– Мне сегодня сказали, что Гвен с ее высокими скулами больше похожа на индианку, чем на валлийку.

Мистер Мэддокс налил себе еще портвейна и накрыл пробкой хрустальный графин.

– Твоя мать не любит, когда напоминают, что во мне есть индейская кровь, хоть это и было несколько поколений назад. У Лаукаев она тоже имеется, через наших общих предков, Брендона Лаукая и Маддока из народа Ветра, их дети переженились между собой. Маддока назвали так из-за синих глаз валлийца Мадога – впрочем, мне нет нужды повторять эту историю.

– Правильно, – согласился Бран.

– А мне она очень нравится. – Мэттью глотнул вина.

– Ты у нас романтик, – сказал Бран. – Прибереги эту историю для своих сочинений.

– Как часто указывала твоя мать, – натянуто произнес мистер Мэддокс, – черные волосы и синие глаза куда более распространены среди потомков валлийцев, чем среди индейцев, и мы, несомненно, валлийцы. И мы трудолюбивы. – Он многозначительно посмотрел на Брана.

Тем же вечером, позднее, Мэттью въехал в комнату Брана. Его близнец стоял у окна, отодвинув бархатную занавеску, и смотрел через лужайку на деревья. Он развернулся к Мэттью и рявкнул:

– Уходи!

– Нет, Бран. Я велел тебе уйти, когда мне было плохо, а ты не уходил. Теперь не уйду я. – Мэттью подъехал поближе к брату. – Гвен влюблена в Джека О’Кифа.