Когда я обнял ее, то почувствовал горячие слезы, струившиеся по ее лицу.

Было уже раннее утро, когда я поднялся и, не говоря ни слова, ощупью выбрался в коридор. Во вчерашней квартире я взял в охапку совершенно бесчувственного офицера и отнес его в санитарный автомобиль, одиноко стоявший на улице. Два других грузовика исчезли. Вскоре по дороге я встретил немецкий патруль и узнал, что моя 14-я дивизия СС сражается южнее Львова и что в городе уже разворачиваются уличные бои. Мы снова тронулись в путь, держа курс на юг. Выезжая из города, мы слишком отклонились к востоку и попали в рабочее предместье. Заметив стоявших у домов людей, молча наблюдавших за нами, я остановился и спросил, как лучше проехать к нужному нам пункту. Сначала никто не ответил, потом один из собравшихся указал пальцем направление, которое, если верить моему компасу, увело бы нас еще дальше на восток. Когда я спросил, не ошибается ли он, мой доброжелатель отрицательно затряс головой. Остальные, стоявшие вкруг, дружно подтвердили его правоту. Лишь девочка-подросток, не старше четырнадцати лет, не спускавшая с меня глаз, едва заметно качнула головой. Не без колебаний, я все-таки поехал в противоположную сторону и через несколько минут натолкнулся на немецкую зенитную батарею, где и получил подробные разъяснения относительно дальнейшего пути. Теперь мы двигались по направлению на Перемышль. По дороге я несколько раз останавливался, чтобы подобрать раненых.

В Перемышле меня ожидала неприятная новость: моя дивизия в самом деле попала в окружение. Мне вручили депешу для генерала и приказали доставить ее по адресу во что бы то ни стало. Я отправился в путь после полудня на мотоцикле с коляской и снова с водителем-украинцем, не говорившим по-немецки.

Мы ехали по Галиции, вечер был великолепен. Высокое голубое небо раскинулось над золотистыми полями спелой пшеницы. Клочья тумана на склонах Бескидов (Бескиды, по-другому Бещады, горные хребты в пределах Западных и, в данном случае, Восточных Карпат. – Ред.) возвещали о приближении ночи. Дорога впереди и позади нас была заполнена беженцами – бесконечная вереница повозок, ручных тележек, плачущих детей и мычащей скотины, тоскующей по отдыху и родному хлеву. Запыленные и усталые люди сидели и лежали вдоль дороги среди своего немудреного скарба, обращая взоры на запад, только на запад. Вот, с трудом передвигая ноги, тащился пожилой галицийский крестьянин, сжимая в руках, как великую ценность, сошник от плуга. Стоявшие у своих хат гуцулы проводили его долгими взглядами. В самом деле, чем бы была Галиция без плуга? Молодая женщина из Подолии (Тернопольская и Хмельницкая области Украины. – Ред.) никак не хотела расстаться с пожелтевшей мадонной, которую несла под мышкой. По ее словам, оба ее ребенка погибли накануне во время налета русских самолетов. Колонну беженцев сопровождали украинские полицейские с желто-голубыми кокардами на форменных фуражках. Слышался несмолкаемый гул далекого гигантского сражения, а на дороге не прекращался скрип повозок, катившихся на запад. То вверх, то вниз, то вверх, то вниз, но непременно на запад.

То вверх, то вниз – такова история и самой Галиции, раскинувшейся на плодородных пойменных землях Збруча, среди густых лесов и солнечных склонов Карпат. Испокон веков она была разменной монетой в руках более могущественных соседей, но всегда ей удавалось отстоять свою самобытность, чтобы снова оказаться в пекле войны, подвергнуться грабежам и насилию. На протяжении многих столетий, с того самого дня, когда князь Даниил Романович короновался королем Галицко-Волынским, не утихала борьба за независимость этого богатого края.

Победа Германии над Польшей в 1939 г. возвестила для Галиции новую эру обновления, кроме, разумеется, той ее части по восточную сторону границы, прошедшей по реке Сан, которая отошла к русским и вновь стала ареной жестокого усмирения, арестов и депортаций. Этот террор продолжался до 1941 г., когда, невзирая на допущенные нами многочисленные ошибки, страну захлестнула волна великой радости. Галиция стала новыми воротами в Европу, через которые потекли непрерывным потоком плоды богатого урожая, и она наконец-то обрела свое законное место под солнцем (то есть кормить Европу, прежде всего Германию. Чем не повод для «великой радости». – Ред.). Но теперь, в который раз, опять с востока близилась смерть, топча, подобно дикому зверю, мирные села и фермы. И вновь небо заволокло дымом горящих хижин, и вновь украинцы Галиции гибли, потому что судьба поселила их на полосе земли, отделявшей Запад от Востока.

А потому народ Галиции сражался бок о бок с немцами в отчаянной попытке защитить свои домашние очаги. Поднялся весь край. (Автор снова преувеличивает. Многие с радостью встречали победоносную Красную армию (хотя многих ждала мобилизация) и честно сражались в ней, отличившись в будущих сражениях за Будапешт, Вену и Берлин. – Ред.) Пока женщины, дети и старики тащились бесконечными колоннами на запад, мужчины и юноши взяли в руки винтовки и лопаты. Путь Галиции к миру и счастью вновь оказался долгим, история вершилась теперь в Бескидах и в Карпатах, на Балканах и далее на севере, в том числе в Латвии и на реке Нарве.

Перед самым Кросно (центр воеводства на юго-востоке Польши. – Ред.) мы увидели стоявшую на перекрестке группу немецких военных – высокого и дородного полковника, окруженного офицерами и унтер-офицерами с гранатами у пояса и с автоматами на изготовку. «Боже мой, – подумал я, – неужели Иван уже продвинулся так далеко?»

– Сожалею, – сказал офицер, проверявший мои документы, – но вам придется задержаться.

В этот момент к нам подошел полковник, и я доложил ему коротко о моей миссии.

– Хорошо, – кивнул он. – Вы проследуете немного позже, а пока присоединяйтесь к нам.

Я подчинился, все еще не понимая толком, что происходит. Вскоре к перекрестку подошел артиллерийский дивизион с пушками и приданными машинами с боеприпасами – все в безукоризненном порядке.

– Куда следуете? – остановил артиллеристов полковник.

– К месту сосредоточения, в Краков, полковник, – ответил спокойно толстый подполковник, слегка повернув голову.

– Вы останетесь здесь, – заявил решительно полковник. – Мой адъютант укажет вам, где следует занять позицию.

– Извините, полковник, – улыбнулся подполковник, – вы ошибаетесь. Мы следуем в Краков.

Полковник поднял автомат и взял артиллериста на мушку.

– Вы займете позицию здесь. Приказ командующего группой армий. Если вы попытаетесь ехать дальше, то я арестую вас, как дезертира.

Подполковник побелел как полотно, не говоря ни слова развернулся и проследовал за адъютантом, который должен был указать ему место расположения.

В течение четырех часов мы задерживали разрозненные группы отступавших солдат. Большинство из них были рады вновь оказаться под началом командиров, ориентирующихся в обстановке и не потерявших голову. Некоторые, правда, сначала протестовали, но в конце концов смирялись. Еще месяцы спустя мне было известно из военных сводок, что оборона у Кросно продолжала держаться, нанося противнику чувствительные потери. В этом была заслуга человека, который знал, что нужно делать, и был готов к решительным поступкам (кроме того, советские войска, завершая Львовско-Сандомирскую наступательную операцию (13 июля – 29 августа), перешли к обороне, готовясь к будущим решающим боям. – Ред.).