Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если же клиент осведомлялся, чем замечателен такой-то автор, Книжник отвечал что попало, ведь вероятность напороться на специалиста не так уж велика.
— В этом году двухсотлетие со дня его рождения.
— Да ничего подобного! До этого еще двадцать три года!
— Вы уверены?
— Еще бы!
— Вы что, специалист?
— Да.
— А-а!
— Из каких источников ваши сведения?
— Простите?
— Из каких источников?
— Я мог и ошибиться.
— НО ИЗ КАКИХ ИСТОЧНИКОВ?
— Моя мать каждый день готовит обед, в то время как я делаю уроки.
Книжник обходился без грубостей, он прибегал к другим испытанным и столь же действенным средствам.
Его оружием были фразы, почерпнутые из учебников иностранных языков. Что это за языки и как звучат ни них эти фразы, он не имел ни малейшего представления, просто вычитывал из учебников примеры.
Эти фразы-примеры почему-то волновали его больше других, как-то особенно отзывались в его душе. Каждая заключала в себе целую историю:
«Я возвращаюсь с рынка, где повстречал своих родителей».
«Если будет жарко, мы пойдем купаться».
«Разве вы не согласны со мной относительно кошек?»
«Этот дом не так красив, как тот».
«Апельсины, которые они съели, были очень вкусны».
И самая его любимая: «Об айсбергах можно узнать немало интересного». В этой фразе было что-то такое… Какая-то магическая сила, которая действовала всегда безотказно. Сначала Книжник думал, что этой силе поддается он один и в этом проявляется таинственная связь между ним и айсбергами. Но, испытав свою фразу в разных ситуациях, убедился, что и другие реагируют на нее очень остро, иное дело, что реакция у разных людей разная. Так один мужчина, услышав про айсберги, вкатил ему оплеуху, а одна женщина его поцеловала.
Однако Книжник не швырялся этой фразой почем зря, приберегая для исключительных случаев, когда все другие средства исчерпаны.
— Моя мать каждый день готовит обед, в то время как я делаю уроки.
— Что-что? — сказал специалист. — Я спрашиваю, из каких источников ваши сведения?
Книжник помедлил…
И выпалил:
— Об айсбергах можно узнать немало интересного.
— ???
Пудупудупуду…
Книжник часто пытался представить себе, что за человек исхитрился написать такое… сначала сочинить в уме: «Об айсбергах можно узнать немало интересного», потом записать и, наконец, поместить в учебник рядом с другими фразами, тоже замечательными, но не обладающими такой убойной силой (хотя, конечно, Книжник испробовал не все).
Нет, он не имел ничего против айсбергов и ничуть не сомневался, что о них можно узнать немало интересного, но сочинить такую фразу! И записать! И выговорить! Колосссально!
* * *
Порою к середине дня он уставал читать и засыпал с открытыми глазами.
И видел сон, будто читает.
Такую книгу, где не происходит ничего. Ничего-ничего.
Когда-то он довольно долго искал такую книгу наяву. Искал, надеялся найти.
Но потерял надежду.
Иной раз попадалась почти совсем такая книга, но в последний момент… или в первый — словом, в какой-то момент все-таки что-нибудь да происходило. Кто-нибудь садился. Или закуривал. Или что-нибудь говорил.
Или думал.
Или рождался.
Или умирал.
Книги, где не происходит ничего, не было.
Ни одной.
Осталось Книжнику лишь грезить о такой книге. В этих грезах он видел себя окруженным тремя женщинами своей жизни в книге своей мечты, где ничегошеньки не происходит.
И погруженный в грезы Книжник улыбнулся.
В лавку вошел бывший друг Книжника и пробудил его от грез.
— Добрый день, мсье, — сказал он. — Когда-то в этой лавке работал мой старинный друг.
Книжник принял его слова за шутку и с улыбкой ответил:
— И что тебе нужно от этого друга?
— Я вам, кажется, не тыкал! — возмутился друг.
Книжник оторопел.
Посмотрел бывшему другу в глаза и увидел, что тот совсем не шутит.
Тогда он вспомнил, что давно стал только темой разговоров, и ощутил глухую боль.
Бывший друг ждал ответа.
— Простите, — проговорил Книжник. — Ваш друг здесь больше не работает.
— A-а… Жаль. Что ж, прощайте, мсье.
Книжник не удержался, чтобы не пойти за ним, не попытаться удержать его хоть на минуту.
— Вы что-то хотели ему сказать? — сказал он со слабой надеждой в голосе. — Он, может быть, сюда зайдет. Я мог бы передать…
— Да нет, не стоит. Просто когда-то я одолжил ему пылесос и вот хотел забрать.
Книжник остолбенел.
— Не страшно, — успокоил его бывший друг. — Я куплю себе новый. До свиданья, мсье.
Пуду, пуду, пуду.
Остолбеневший Книжник так и стоял посреди лавки.
Книги плотным кольцом окружили его, как бы желая поддержать.
Он понял их порыв, сел, упершись руками в пол.
И просидел довольно долго, глядя в одну точку.
Наконец он встал, поднялся по лестнице, вытащил из стенного шкафа на кухне пылесос, спустился обратно, открыл дверь лавки, убедился, что перед ней никого нет, и, размахнувшись, вышвырнул пылесос на улицу.
А дверь успел захлопнуть, чтобы не слышать грохота — пылесос разлетелся на мелкие кусочки. Поднялось облако пыли.
Он постоял, прижав голову к стеклу, посмотрел на облако и увидел, как вместе с ним испаряется дружба.
Добредя до стола, он снял с вешалки шляпу, надел ее, надвинул на глаза и утопился в кресле.
— У вас перед дверью валяется разбитый пылесос, — сказал еще один свидетель Иеговы. Он стоял перед Книжником и стряхивал с одежды мелкие кусочки.
— Его обрушил на меня Господь, — ответил Книжник, не сдвигая шляпы.
Свидетель с чувством воздел глаза к потолку, улыбнулся и вымолвил:
— Помилуй нас, Боже, от гнева Твоего!
Книжник рассмеялся, Свидетель тоже.
И оба радовались вместе.
Тому, что жизнь
прекрасна.
Пудупудупуду — к ним присоединился Бог.