Медленно затихли стоны раненых, и тишину прерывали лишь приглушенные шумы: русские пытались отползти назад к своим окопам. Начал падать снег, и я с удивлением заметил, что уже вторая половина дня. Во время атаки лес вокруг нас приобрел иной вид. Огнем из стрелкового оружия были скошены целые деревья. Земля была перекопана и изуродована воронками; с искореженных пней свисали ветви и сучья. Вечнозеленые деревья на линии огня остались без хвои и были похожи на голые столбы, выпирающие из-под снега. Единственный цвет, бросавшийся нам в глаза на фоне этой вымерзшей пустыни, – алая кровь, покрывавшая убитых и умирающих, лежавших перед нашими пушками и пулеметами.

Советы начали вести минометный огонь; в лесу эхом отдавались глухие разрывы. Их атака была отражена лишь за несколько мгновений до того, как наши позиции рухнули бы под напором волн атакующих. В эти последние минуты они прорвали бы нашу оборону, но дело в том, что их силы также были истощены. Расстояние примерно 80 метров нашей обороны удерживалось только густым лесом; из его глубины уже больше не была слышна винтовочная стрельба. Мы отбили атаку советского батальона, из которого в свои окопы вернулись немногие.

Потом мы под риском пасть жертвой снайпера обследовали небольшой интервал перед своей линией обороны, чтобы оценить последствия побоища, а гренадеры подсчитали убитых. Перед нашими окопами лежали более 160 трупов; большинство лежало перед тяжелым пулеметом, установленным в земляном укреплении на окраине леса, а также было разбросано перед пулеметом, за которым находился старший ефрейтор.

Лежащим в снегу нашли также и высокого русского, который возглавлял эту последнюю, фатальную атаку. За пояс у него был воткнут казацкий кинжал, вероятно прошедший вместе с солдатом сквозь многие прошлые бои. На кинжале виднелся тонкий слой ржавчины, а лезвие и ножны были липкими от свежей крови. На ручке имелось двенадцать зарубок, значение которых было очевидно.

«Танк справа, танк спереди, танк слева!» Со всех трех направлений советские танки, главным образом «Т-34», пытались сокрушить оборону дивизии. Не обращая внимания на то, сколько стальных гигантов уже взорвалось и горело под смертоносным огнем наших замаскированных противотанковых пушек, всегда еще больше их катилось вперед, чтобы заменить вышедшие из строя машины. Фронт прерывался, проходя сквозь густые леса между Клостердорфом и Смердиньей. Грохот сражения возрос до крещендо.

Небольшая боевая группа из гренадерского полка Дрекселя продолжала держаться между пнями деревьев, скрючившись в снежных норах, позади сооруженных наспех бревенчатых баррикад. Ее поддерживало ПТО обер-ефрейтора Кирмайера из 14-й противотанковой роты 436-го гренадерского полка, одного из полковых ветеранов.

Сквозь грохот сражения его опытное ухо уловило звук танковых выстрелов, доносящийся справа. Со своей позиции им был виден лишь непроходимый лабиринт пней, груд промерзших бревен, путаница ветвей и корней, при столкновении с которыми захлебнется любая атака. Фермерский сын из Нижней Баварии продолжал ожидать с терпением охотника, вперяясь в лес рысьим взглядом из-за стального щитка противотанковой пушки. К нему подошли другие солдаты из расчета, и они неподвижно застыли на снегу, пытаясь проникнуть взором в эти замерзшие джунгли.

Наконец местонахождение надвигающихся советских войск выдало перемещение стального колосса, проламывавшегося сквозь деревья. Кирмайер жестом приказал остальным прекратить стрельбу, чтобы дать врагу возможность подобраться поближе, пока приближавшиеся ряды атакующих, не зная об этом, вступали в зону огня. За первым танком немцы увидели второй, потом третий, четвертый, сопровождаемый шеренгами русской пехоты, которые, как привидения, пробирались между деревьями. Кирмайер не двигался на своей позиции за щитком орудия, прильнув к резиновому окуляру прицела. Он навел перекрестье на последний танк и твердо нажал на спуск.

Из ствола ПТО вырвался снаряд, ударил по танку и разбросал внутри башни огонь и раскрасневшуюся сталь. Когда с грохотом стали взрываться горючее и снаряды, из горящего танка поднялся густой столб дыма. Стальной корпус фактически заблокировал путь отхода для передних танков, в это же время осыпая окружающий лес осколками и горящим топливом. Кирмайер уже перевел прицел на следующую цель, и после еще двух выстрелов ярко вспыхнул и второй танк. Остальные танки открыли огонь из пушек и пулеметов, слепо стреляя в густой подлесок, будучи не в состоянии отыскать источник вражеского огня. Начали гореть и взрываться третий и четвертый танки. Еще один выстрел из спрятанного ПТО уничтожил гусеницу пятого танка, а его экипаж покинул машину и, избегая обстрела из стрелкового оружия, сбежал в тыл вместе с отступающей пехотой. Этот орудийный расчет потом уничтожил еще три танка – в общей сложности восемь за день.

Когда полковой командир получил рапорт об уничтожении танков и отражении вражеской атаки, он представил командира орудия к награде Рыцарским крестом. К сожалению, в то время боевой группе разрешалось выдавать только один Рыцарский крест, и награда была вручена какому-то генералу, воевавшему к северу от Смердиньи под началом генерала Линдемана. Позднее Кирмайер был награжден Железным крестом за уничтожение танков, что способствовало отражению атаки противника.

20 февраля 405-й и 408-й пехотные полки атаковали противника с севера с намерением отрезать его части, прорвавшиеся по гатям. В ходе тяжелых боев, стоивших нам больших потерь, вечером полкам удалось залатать брешь в обороне и разделаться с очагами сопротивления русских. От точки 38.9 до Клостердорфа путь был свободен, но у наших войск уже не было достаточных сил на то, чтобы отрезать и ликвидировать очередной русский прорыв. За десять дней жестоких боев враг понес такие серьезные потери, что было предпринято наступление на север в направлении Смердиньи, и эта успешная атака позволила нам стабилизировать линию обороны, а изрядно потрепанные дивизии снять с фронта. 28 февраля группа Линдемана, побитая и ослабленная потерями, была временно заменена свежими частями.

Нам объявили, что пехотные полки будут переименованы в гренадерские. Возможно, Верховное командование пожелало продемонстрировать, что через использование ручных гранат в рукопашном бою название «гренадер» покажет признание особых заслуг или способностей в сражении. Нам было все равно, называют ли нас гренадерами или пехотинцами, потому что наше умение пользоваться гранатами не изменится, будут ли нас звать гренадерами или нет.

После отчаянного сражения, в котором советский удар на Гайтолово был отражен, нас сменила на позициях 12-я авиационная дивизия, а мы были переведены на спокойный участок фронта. Длинными колоннами новокрещеные гренадеры отправились с бревенчатых баррикад по гатям, которые вели в тыл. Стало необходимым постоянно менять расположение свежевыструганных дорог и троп, потому что они попадали под частый обстрел находившегося неподалеку противника, когда тот их обнаруживал. Солдаты шли гуськом, неся на своих плечах тяжелое вооружение, а иногда им в этом помогали крепкие сибирские лошадки, которые у нас всегда имелись.

Штаб дивизии был передислоцирован в Попрудку, и новый сектор был ей отведен вокруг района Моордамм. Там мы оставались в спокойствии, приходя в себя после ужасных испытаний в Гайтолове, до 30 июня, когда нас опять сменила 225-я пехотная дивизия. На этом этапе войны мы оказались в районе Любань – Шапки —